Утром во вторник у Антона гудело в голове от бессонной ночи, и соображал он туго, но в лабораторию идти все равно пришлось. Чего только не проносилось за ночь в его голове: и предположения, как лучше выяснить состав утаенного им кристаллика брейнорина (может быть, как-то выспросить у Сергея, но как?), и сверкающие перспективы, ожидающие изобретателя мозгового стимулятора (тут замешалась каким-то боком кремлевская больница), и опасения, что Сергей опубликуется раньше, и угрызения совести, и мысли о том, что если у него все получится, то он обязательно укажет Сергея соавтором...     Да и вообще: ну разве этот чудик сумеет как следует вывести открытие в люди? Так и будет тискать статейки в реферативные журналы, пока капиталисты, с их-то экспериментальной базой, не обскачут! Хорошо хоть, Сергей понятия не имеет, как надо ставить эксперименты на животных - кажется, поверил, что препарат не действует. Значит, есть запас времени...     Одним словом, в голове у него все смешалось. Он даже не отпустил обычный комплимент директорской секретарше Лилечке, щеголявшей сегодня в новом брючном костюмчике с широченными клешами. Обычно Антон старался поддерживать с ней игривые отношения - для пользы дела, конечно. А сегодня надулся, как мышь на крупу, и Лилечка обиделась.     - Антон Валерьевич, - сухо сказала она, - вас Авенир Саввич уже спрашивал.     - Да? А по какому вопросу, не говорил?     - Кажется, по симпозиуму. Абдурахманов заболел, а у него доклад. Хочет вам передать.     Антон так и обмер. Симпозиум! Симпозиум в филиале у моря, в мае - мечта всех сотрудников! И надо же, чтобы шеф выбрал на замену именно его! Там же нет ни лаборатории, ни вивария... То есть в филиале-то все есть, и биостанция есть, и подшефный рыбсовхоз, даже дельфинарий есть, но ведь не придешь туда просто так с исследованиями неизвестного кристаллика? А отказаться никак нельзя, шеф памятлив...     Лилечка щелкнула кнопкой селектора, и из кабинета шефа донесся зычный голос:     - Антон Валерьич! Проходите, проходите!     Шеф, как всегда, был громогласен и полон идей, планов и замыслов.     - Везунчик вы у нас, Антон Валерьевич! Ульфат Ринатович с аппендицитом в больницу попал. А доклад в плане стоит! Мне так представляется - лучше вас кандидата на замену не найти.     - Но я... это, Авенир Саввич, как бы не совсем моя специфика, я ведь сейчас с грызунами работаю…     - А диплом вы по какой теме защищали? Разве не по накоплению токсинов в тканях гидробионтов?     - Да, но...     - Никаких "но". Тема симпозиума: "Многолетняя динамика таксономического разнообразия флористико-фаунистических комплексов бассейна Черного моря, оценки и прогноз состояния его пелагических и донных экосистем". - Он похлопал начальственной дланью по кожаному переплету трудов института. - Главный акцент будет на соответствующие процессы высокопродуктивных шельфовых зон северо-западной части моря, включая приустьевые и дельтовые участки реки Дунай, Днепро-Бугского и Днестровского лиманов, а также другие прибрежные открытые и закрытые акватории, испытывающие повышенную антропогенную нагрузку.     Антон истово кивал, глядя шефу в глаза. Возражать сейчас бесполезно: он недавно проштудировал модного самиздатовского Карнеги из-под пятой копирки и многое намотал на ус.     Шеф гудел:     - У вас есть наработки по методике определения влияния бактериального загрязнения донных отложений на морские организмы?     - Да, я готовил статистику по водорослям, губкам, моллюскам, но с тех пор...     - Вот и отлично! Никаких "но"! Поедете и доложите. Забирайте тезисы и идите готовьтесь. На вчера! - и он затрясся от смеха. - Открытие - в понедельник, возьмете Абдурахмановский билет. Да, вы там, помнится, подавали заявку на новый термостат? В третьем квартале должны получить.     Антон бледно улыбнулся, взял тезисы и откланялся. Термостат - это серьезно. Придется ехать...

Люда нынче была не в настроении. Во-первых, город Чехов никогда не внушал ей здорового оптимизма. Во-вторых, Сережка опять пропал. То есть, честно говоря, Сережка как бы никогда и не появлялся в ее жизни всерьез, но Люда эти кощунственные мысли отбрасывала.     Люда потаенно вздохнула и привычным движением потянула из ящика рабочего стола нитку мохерового вязания. Свитер должен получиться просто блеск. Итальянский мохер, купленный в общественном туалете Столешникова переулка еще перед защитой диплома, год провалялся в одном из чемоданов. Для такого мохера нужна была идея не просто хорошая, но Идея! А тут Нинка, разбитная хохлушка, водившая в прошлом году шашни с матросом, вернувшимся на побывку из загранки, неожиданно подкинула прошлогодний номер журнала "Бурда". "Бурда" была уже изрядно потрепанная, с выдранными выкройками, к тому же на неизвестном никому языке - то ли греческом, то ли арабском. Скорее, все же на греческом: текст более всего напоминал недоделанные формулы из учебников Людкиного былого воздыхателя Левки Кацеленбубена. Словом, почитать "Бурду" возможности не представлялось, но на то Людка и заканчивала Текстильный Институт в столице нашей Родины городе-герое Москве, чтобы любую модель исчислить прямо по фотографии.     Как всегда, при взгляде на "недоделанные формулы", Люда загрустила. Вспомнила, как девчонок из Текстильного пригласили на свой новогодний вечер мальчики из МИФИ. Приглашали не всех: студкомитет МИФИ (рослые юноши с умными наглыми глазами) явился к ним в общагу всем составом для отлова наиболее симпатичных "катушек". Это уж потом Люда узнала, как пренебрежительно величают мифисты девочек из МТИ. Особенно запомнился один - стройный, но не хрупкий, брюнет с волчьим хищным взглядом. Он вежливо стучал в каждую комнату, а потом просил девочек продолжить строку "Любви все возрасты покорны...". Девчонки терялись, моргали глазами, предлагали взамен стихов попить чаю, умный мифист развлекался. Людочка тогда улыбнулась тонкой улыбкой и спросила: "А Вас какое продолжение интересует? Как в опере или как в книжке?" Мифист был сражен, ну, или Людочке на тот момент так показалось.     Люда действительно довольно много когда-то читала. Не из-за того, что процесс чтения ее увлекал, просто ей нравилось быть первой ученицей своей школы. Особенно ей удавались сочинения, и все в классе знали, что Люда непременно поступит на факультет журналистики в Москве, а в родной Перми будут читать ее фельетоны, напечатанные в центральных газетах. А может, думала про себя порой десятиклассница Людочка, она станет самой настоящей писательницей. Она любила представлять себе, как однажды, открыв голубую книжку "Нового Мира", увидит свою фамилию, набранную типографским способом. Непременно со вступительной статьей Окуджавы.     Но мечты - это одно, а жизнь - это совсем другое. На факультете журналистики МГУ Людочку, мягко говоря, никто не ждал. Сочинение, в которое она вложила всю свою маленькую семнадцатилетнюю душу ("Предвидение будущего в произведениях Маяковского"), было оценено скромной четверкой, что не оставляло никакой надежды на достижение заветного проходного балла. Вокруг шумели сытые счастливцы из хороших московских школ. Многих из них поджидали перед подъездом сверкающие жирными лакированными боками персональные черные "Волги" родителей. Людочка, первая красавица 10-го "Б" класса 14-ой школы города Перми, впервые почувствовала себя жалкой и ничтожной провинциалкой. И это в брюках, сшитых по выкройке из "Кобеты"!     Ну и что прикажете делать амбициозной Людочке? Конечно, можно было вернуться обратно в Пермь. В Перми есть университет, кстати, довольно неплохой. Да и Людочкин папенька, доцент кафедры химии, не очень доверяя журналистским устремлениям дочки, всячески уламывал ее поступать на местный химфак. Но ведь на химфак ПГУ собирались поступать и толстая Наташа (вечная отличница и примерная ябеда) и стервозная Вероника. Нет, уж извините, это был не Людочкин круг.     И Людочка отдала документы в Текстильный Институт, навсегда променяв светлые идеи журналистики на приземленный труд конструктора верхней мужской одежды. И никогда не жалела о том, что не вернулась в свою родную Пермь. А о чем жалеть, спрошу я вас? Девушка учится в уважаемом московском ВУЗе, всем "лучшим подлюгам" нос утерла. А в Текстильном Институте, кстати, и модельеров готовят. О том, что она учится вовсе не на модельера, Людочка предпочитала помалкивать.     Студенческие годы летели быстро, даже чересчур быстро. Московские театры, выставки, кино... Да и просто Москва, в которую Людочка влюбилась всей душой. И помыслить не могла отсюда уехать. Но! Московской прописки у нее не было. Женихи в "катушечном" институте были наперечет, да и большинство из них - тоже из провинции. Девчонки, мечтательно заводя глазки, любили говорить о ребятах из МИФИ: умные, перспективные, а если и не москвич - так все равно далеко не ушлют: Черноголовка там, Обнинск, Троицк. Пусть и не совсем Москва, а все ж не деревня какая подмосковная - народ там культурный, научный. Но вот ведь незадача: никак не удавалось Люде попасть на заветный новогодний вечер в МИФИ. Первый курс - дура просто была, не сообразила еще, что к чему, на втором увлеклась одним типом из МГУ (только время потеряла), а на третьем курсе, аккурат перед сессией, заболела мама - пришлось срочно лететь в Пермь, даже без стипендии осталась в результате.     Четвертый курс был предпоследним, Люда понимала - сейчас или никогда. И поэтому, когда мифист с хищными глазами протянул ей заветный билет на заветный новогодний вечер, она почувствовала настоящий азарт охотницы. Мифиста с хищными глазами она, кстати, больше и не видала никогда. Новогодний вечер удался и принес долгожданные плоды: Люда познакомилась с Левкой Кацеленбубеном. Собой он был не ахти - и росточком не вышел, и был слишком смугло-черняв, но в остальном соответствовал требованиям: москвич, перспективный. Маячила там, правда, за Левкиной спиной какая-то страшноватая мифисточка из "больно умных", но Люда ей особого значения не придавала. С Левкой встречались всю весну. И даже из стройотряда летом он ей написал пару писем. Она, правда, написала ему семь - но кто же считает. Летом, в Перми, Людка, хоть и была страшно суеверная, стервозной Веронике таки прозрачно намекнула о возможном "пошиве платья белого". Ну, с другой стороны, это было необходимо - Вероника по осени собиралась замуж за одноклассника. Надо же было "обрадовать подружку".     Однако осенью все пошло вкривь и вкось. Левка особой радости от встречи с Людой не проявил, появляться стал редко, ссылаясь на занятость, преддипломную практику и прочее. А потом уже, стороной, Люда узнала, что платье белое шьет вовсе не она, Людочка, а та самая страшноватая мифисточка, тоже, кстати, из провинции. Тем и кончились Людочкины планы на законную московскую прописку и перспективного мужа.     Ну, погоревала она, конечно, сколько следует. Излила душу своей верной подруге Верке. С Веркой она познакомилась, когда санитаркой в Склифе подрабатывала, а Верка там отлеживалась после очередного показательного суицида. Ну, разговорились-подружились. Верка как есть непутевая была, просто страсть. Чтобы статью за тунеядство не впаяли, она днями отсиживалась в будке "Мосгорсправки", а вечерами занималась своим истинным призванием - наговором и гаданием. Жила у черта на рогах, как в песне: "мне до Щелковской - метро, а от Щелковской - автобус". Ну, Верка, своя душа, Людочку выслушала, фотку Левкину испросила и обещала ему, изменщику, "сладкую жизнь и полную фетяску в смысле карьеры".     Но Верка Веркой, а ведь надо же ж девушке свою судьбу решать. Впрочем, решать ничего и не пришлось. Комиссия по распределению высоко оценила Людочкину разработку "Пиджака однобортного, из диагонали с ворсом", да и отправила ее конструктором-технологом на швейную фабрику города Чехова, что в Московской области. Швейная фабрика предоставляла также место в рабочем общежитии. Людочка, совсем уж изготовившаяся ехать на какую-то далекую периферию, а то и вовсе - в родную Пермь под бок к стервозной (и уже беременной) Вероничке, слегка воспрянула духом. Область все-таки - Московская. Полтора часа - и в Москве! Да что там - это ж почти Москва!     Но увы, действительность опять оказалась далекой от идеалов. Чехов был обычным крохотным городишком: пыльным, сонным, с бетонными раскрошенными тротуарами и беленым зданием почты. Стоит ли добавлять, что на вывеске "Почта" буква "О" была оторвана еще в незапамятные времена, да никто так и не удосужился ее присобачить обратно. До Москвы все-таки был не близкий свет - полтора часа. В театр не поедешь - возвращаться-то как? Последняя электричка уже давно сбежала. Ну, был под боком Подольск, да что толку от этого Подольска? Был в Чехове и непременный Дворец Культуры - кирпичный сарай, крашенный розовым поверх кирпича, с шестью колоннами перед входом. Выглядел он на редкость уныло.     В рабочем общежитии разговаривать было особо не с кем. С кем, в самом деле? С швейками? С рабочими-наладчиками? И о чем? О шпульках и протяжке несущей нити? Справедливости ради, впрочем, следует отметить, что вся эта понаехавшая из окрестных деревень на фабрику публика "москвичку Людку" не жаловала и на разговоры не набивалась. Словом, жизнь в богом забытом Чехове никак не была похожа на жизнь в подмосковных академгородках, о которых Люда мечтала вместе с подружками по институту. Ну, с Нинкой, секретаршей директора фабрики, можно было перекинуться словечком - девка она была веселая и не злая.     Но вот в самый канун Нового Года наметился некий сдвиг в личной жизни. Все та же Нинка (и откуда у нее везде знакомства?) притащила два билета на новогодний вечер в Подольский Пищевой Институт. Люда поначалу даже и ехать-то не хотела - Подольск, велика важность, да и вроде уже немолода она теперь со студентами-то плясать... Но, однако, поехала с Нинкой. И даже не просто поехала, а постаралась принарядиться. Пусть знают наших! Платье сшила себе - загляденье, из двух оренбургских платков. Видела такое в "Березке", бельгийское, ангора-джерси - 120 чеков, как отдать. А тут - два оренбургских платка по 7-50 - и никто не отличит. Платки надо было, правда, выбирать специальные, которые без особого пуху.     Вечер был неинтересный. Пищевой институт - это все одно что Текстильный в смысле полового состава. По углам актового зала застенчиво вяла пышнотелая надежда кондитерской отрасли пищевой индустрии. Несколько пар тяжело переставляли ноги в центре, шелестя по красному навощенному паркету. Люда немного злилась на себя за свои надежды. Ну и дура - вырядилась в ангору-джерси. Для кого? Для будущих поваришек? Выскочила из душного зала, остановилась у широкого низкого подоконника. От окошка тянуло холодом и безнадегой. Новогоднего настроения - как не бывало. "А еще и домой на последний автобус надо успеть", - обиженно подумалось Люде. И так что-то ей себя жалко стало за все эти неосуществленные амбиции, что хоть плачь...     И тут в конце коридора отворилась дверь и оттуда вышел парень. Он явно не интересовался происходящим торжеством, наверное, просто собрался домой. Люда видела его очень отчетливо, в падающем из открытой двери зала свете. А он, очевидно, углядел только силуэт. И вдруг... улыбнулся. И поспешил к ней со словами: "Настя, ты, неужели? А я тут..." И вдруг завял, смутившись.     Люда разглядывала его с интересом: высокий, светловолосый, глаза смелые, синие. Или серые? Не поймешь в этом свете. Словом, приятный такой на вид парень. Неухоженный только какой-то и уставший. Вон - под глазами синяки. "Что они тут, по ночам, что ли, вахту кондитерскую стоят?" - пронеслось у Людки в голове.     - Извините, девушка, я ошибся... спутал, - пробормотал он и решительно двинулся к лестнице.     И тут Людка взяла-таки быка за рога.     - Молодой человек! - закричала она вслед. - Молодой человек, извините, но не могли бы вы мне помочь?     Сергей (ну конечно же, это был он) остановился. Помочь девушке - это уж как инстинкт.     - Молодой человек, не могли бы вы меня до автобусной остановки проводить, а то моя подруга хочет еще потанцевать, а мне домой в Чехов ехать надо...     Молодой человек не только проводил Люду до остановки, но и проехал с ней в автобусе часть пути. Он, как выяснилось, жил по дороге - в Климовске. Разговор во время ожидания и общей поездки не особенно вязался, но Люда надежды не теряла. Тем более, что Сергей особо не таился, рассказал, что живет-де один, в трех кварталах от остановки, на улице Щорса... Следующая встреча произошла как бы сама собой в гастрономе на Щорса. Люда туда чуть не каждый вечер дежурить ездила - Сергея высматривала.     Потом начались "отношения". Ну, Люда их так для себя называла. Хотя узнай Нинка или та же Верка, что Сергей ее за пять месяцев даже ни разу не попытался поцеловать - не поверили бы. Порой Люде вообще казалось, что исчезни она, провались сквозь землю, Сережка и не вспомнит. Но она гнала от себя эти сомнения. Сергей ей нравился. Серьезный, добрый. И с амбициями! Пытается сделать какое-то открытие (Люда никак не могла до конца понять, какое именно, но что-то улучшающее память). А открытие - это наверняка перевод в Москву, почет и уважение. Это она понимала прекрасно. А пока она старалась, как могла, дать ему понять, что такое хорошая заботливая девушка рядом. То сосисок ему из Москвы привозила (потолкайся-ка за ними!), то пуговицы пришивала. Сергей благодарил, но особого умиления в его глазах видно не было. А последние дни и вовсе пропал...     Люда остервенело тянула мохеровую нить из ящика. Позавчера забегала к Сережке - не было его, вчера - не было... Неужели та самая Настя опять появилась? Все, хватит мучиться, надо ехать к Верке. Пускай приворот делает.

"И все-таки, что же пошло не так?" - размышлял Сергей на обратном пути в Подольск. Клетка с крысами стояла у него на коленях. Крысы, даже если они и обрели какие-то незаурядные способности, отнюдь не спешили их демонстрировать. Тито спал, Наполеон, важно расположившись в центре (как на троне, - подумал Сергей), дал понять Сократу, что лучше тому не пытаться через него перелезть, и с тех пор скучал. Сократ, забившись в уголок и подняв голову, то ли пытался смотреть в окно, то ли прикидывал, как бы ему все-таки перелезть через Наполеона, - поди пойми.     А Сергей все еще искал причины неудачи. Как же так получилось, что несмотря на теоретические выкладки, брейнорин не оказал никакого действия на Сократа? Брейнорин не действует на крыс? Но ведь подействовал же он на Наполеона. Правда, вместо того, чтобы улучшить способности Наполеона, брейнорин его одурманил, но ведь это тоже результат. Почему же подобное не наблюдалось у Сократа?     Хотелось прямо сейчас еще раз испытать крыс, посмотреть, насколько изменятся результаты, но не вынимать же их из клетки в электричке? Придется, стало быть, отложить испытания до возвращения домой...     - Стоп! Только не домой, - решил Сергей. - Если Настя увидит этих крыс или хотя бы почувствует их запах, то... вполне вероятно, что на этот раз она уже больше не вернется. Значит, в институт, больше некуда. В лаборатории есть небольшая кладовка - спрятать их пока что туда, а дальше видно будет...     До института Сергею пришлось добираться дольше, чем он рассчитывал. Началось с того, что контролерша наотрез отказалась пропустить его в метро. До Курского вокзала добирался автобусами, замаскировав клетку газетами и пиджаком. И, конечно, упустил электричку! Так что был уже девятый час, когда Сергей, все еще прикрывая клетку газетами, прошмыгнул в институт.     Сначала он собирался наскоро покормить крыс, пристроить их на ночь в кладовке и ехать домой. Потом, вспомнив, что Настя опять на дежурстве, а, значит, торопиться ему некуда, он подумал, что неплохо было бы собрать лабиринт и пустить туда хотя бы Сократа. А когда оказалось, что Сократ одолел незнакомый лабиринт за свои обычные пять минут, Сергей решил заняться Наполеоном.     Наполеону он решил отвести только час. Сергей полагал, что если брейнорин подействует - этого должно хватить. Если же целого часа окажется для Наполеона недостаточно, значит, ни о каком улучшении способностей не может быть и речи - тогда можно прекратить эксперимент и ехать домой.     Но на этот раз Наполеон двигался быстрее, за час он прошел почти весь лабиринт, так что Сергей решил позволить Наполеону самостоятельно добраться до выхода. Но это произошло только на шестьдесят восьмой минуте.     Сергей вернул Наполеона в клетку и опустился на стул. Значит, брейнорин не подействовал. Что же теперь делать? Может быть, увеличить дозу? Вместо одного кристаллика дать им завтра два или три? Можно еще давать им брейнорин не раз в день, а чаще. Но хватит ли у него кристалликов? Он достал сосуд с брейнорином, прикинул – должно хватить. Впрочем – взгляд Сергея упал на шкаф, где хранились реактивы – можно попробовать синтезировать еще одну порцию. Реактивов в обрез, но на маленький сосуд их должно хватить. Это, конечно, займет всю ночь – ну и что? Ему не впервой. Заодно можно будет наконец поэкспериментировать с Тито. Но не хотелось даже вставать со стула – ведь неужели нельзя позволить себе посидеть минуту-другую, немного отдохнуть... Сергею казалось, что яркий свет ему режет глаза. Может быть, закрыть глаза? Всего на минутку? А там можно будет заняться синтезом...

Когда Сергей открыл глаза, было уже светло. Неужели он заснул? Кажется, да. Он посмотрел на часы - начало седьмого. Значит, у него еще достаточно времени на то, чтобы испытать крыс еще раз. Сначала их можно будет запустить в уже знакомый им лабиринт - много времени это не займет. Потом надо будет собрать второй лабиринт (пока Наполеон станет одолевать свой путь) и посмотреть, какие выйдут результаты. Неплохо было бы запустить в лабиринт и Тито, но на это времени уже не останется. Жаль, конечно, но придется подождать удобного случая, а пока что ограничиться Наполеоном и Сократом.     Тут Сергей вспомнил, что он все еще не придумал, куда девать крыс. Поразмыслив, он решил, что все-таки придется вернуть их обратно в НИИ. У Антона там десятки грызунов - ну, так будет на три штуки больше. И мотаться каждый раз через всю Москву? Тратить по три часа на дорогу в один конец? Надо будет постараться договориться с Антоном, чтобы тот продолжал эксперименты в его отсутствие. В конце концов, если эксперимент удастся, Антон станет первым в мире биологом, испытавшим действие брейнорина на живых организмах. Неужели это его не заинтересует? Он должен согласиться...     Сергей посмотрел в расписание. Сегодня вторник, перебирать гнилые овощи предстоит второму курсу, стало быть, первая пара у него свободна. Затем лабораторные работы с третьим курсом - как раз в этой самой лаборатории, значит, никто без его ведома в кладовку не сунется. После лабораторных надо будет отвезти крыс Антону, а пока что можно попробовать провести еще один эксперимент...     Сергей открыл кладовку, протянул было руку к клетке и замер. Клетка была пуста. Крысы исчезли.     - Этого не может быть! - воскликнул Сергей, схватив клетку.     Но клетка, тем не менее, была пуста.     - Как это могло случиться? - не находил себе места Сергей, с ужасом разглядывая пустую клетку. - Неужели я забыл закрыть дверцу?     Нет, дверца была закрыта. Да и не могла она быть открытой, поскольку шарниры были на пружинках, и даже если дверцу забывали закрыть - она сама захлопывалась. И открыть ее было не так-то просто: оттянуть рычажок, повернуть его по часовой стрелке, отпустить и только тогда открывать дверцу. Проделать такую многоступенчатую комбинацию было не по силам даже Сократу. Но кто же в таком случае открыл клетку? Уж не тот ли самый тип, что стащил брейнорин, заинтересовался и крысами, на которых этот самый брейнорин испытывали? Но это уже полная чепуха. С чего бы этот неизвестный стал воровать подопытных крыс, если он уже завладел таким количеством брейнорина, которого хватило бы на любые эксперименты, причем с избытком? К тому же, если бы кто-то и в самом деле захотел их украсть, он взял бы крыс вместе с клеткой. И лабиринты не забыл бы прихватить.     Получалось, что дверцу Сергей все же не закрыл. А сама она не захлопнулась - пружины, наверное, заклинило, осталась щель, Сократ наверняка ее сразу заметил, остальные, конечно же, увязались за ним...     Сергей оглянулся - может быть, крысы все еще где-то в комнате и если постараться, то их можно поймать? Но тут его взгляд упал на дверь лаборатории. Она была приоткрыта. Надеясь, что допущенную им оплошность еще можно исправить, Сергей захлопнул дверь и целый час ползал по полу, заглядывая во все щели. Но крыс он не нашел.     Раздосадованный Сергей опустился на стул и в сердцах ударил по столу кулаком. Все пропало. Разыскивать крыс по всему институту не представлялось возможным, да и времени на это у него уже не было. Зато теперь их мог обнаружить кто угодно - уборщицы, студенты, сослуживцы - и что тогда?..     За дверью вдруг послышались чьи-то шаги, задребезжало поставленное на пол ведро... Уборщица! Только этого еще не хватало. Сергей понимал, что если его обнаружат в лаборатории в такую рань, об этом непременно станет известно дирекции, и те сразу поймут, кто именно в ответе за появление грызунов в пищевом институте...     В замке уже скрежетал ключ - не догадываясь, что дверь не заперта, уборщица недоумевала, почему ключ не поворачивается. Все еще держа в руках пустую клетку, Сергей пятился назад, пока не наткнулся на стену. Дальше отступать было некуда.     Дважды щелкнул замок - кажется, вместо того, чтобы отпереть дверь, уборщица ее заперла. Вот она пробует ее открыть - заперто. Сергей услышал, как она бранилась. Потом ключ снова стал поворачиваться в замке. Сейчас она сюда войдет! Сергей лихорадочно огляделся - впереди была дверь, но за ней - уборщица. Сзади стена. И подоконник...     - В окно! - догадался Сергей. - Благо оно не закрыто и первый этаж...     Рывком Сергей перемахнул через подоконник и уже со двора увидел, как вошла уборщица. Еще ему показалось, будто он увидел в лаборатории какого-то мальчишку - стриженого, в пятнах зеленки. Но решил, что это ему почудилось и, засунув ненужную теперь клетку в груду старых коробок, поспешил удалиться.

Весь этот день Сергей добросовестно посвятил своим служебным обязанностям. Сначала, воспользовавшись свободной парой, он наконец закончил отчет о пористости кондитерского теста. Потом еще два часа он вел лабораторные работы у третьего курса. И чем дальше, тем сильнее была надежда, что крыс все-таки не обнаружат. По крайней мере, сегодня. А там, даже если и обнаружат, то вряд ли кто-нибудь догадается, что это он, Сергей, принес их в институт. Ведь сам институт - учебный, по будним дням туда столько народа приходит, что вахтерше за всеми не уследить. Кому придет в голову подумать на Сергея? Оба лабиринта разобраны и лежат теперь у него в сейфе. Клетку он спрятал, корм выкинул - чего ему бояться? Так Сергей пытался убедить сам себя, но на душе все же было неспокойно. Он корил себя за то, что сбежал из лаборатории (как вор, как последний трус - через окно!), досадовал, что придется теперь начинать все с начала (и что он скажет Антону?..) Да и при мысли о том, что вот он набедокурил, а теперь прячется, тоже становилось неловко.     Возня со студентами отвлекла его от грустных мыслей, но ненадолго. И когда из соседнего коридора вдруг послышался истошный женский визг, он сразу понял, что без крыс тут не обошлось и что его оплошность не прошла для кого-то даром.     Виновником возникшего переполоха была маленькая шустрая крыса с коротким хвостом и умными красными глазами. Ее поймали, когда она, стащив из буфета эклер, пыталась скрыться с места преступления. Она бы и скрылась, если бы на помощь запаниковавшей буфетчице не пришел первокурсник Сотников. Для него, ходившего когда-то на станцию юннатов, поймать крысу не представляло особого труда. Затем, когда скандал малость поутих, а лаборантки, поднявшие визг, успокоились и даже согласились вернуться обратно, переполох возник в другом крыле здания, и виной тому была крупная крыса, судя по всему, уже немолодая. Обнаружила ее Валечка – привлекательная женщина лет тридцати пяти, работавшая над хозрасчетной темой по подбору оптимальной толщины коржей торта "Наполеон". Нахальная крыса облюбовала именно этот самый торт, который она и изгрызла, не обращая никакого внимания на Валечку. На помощь Валечке пришел третьекурсник Никаноров, попытавшийся прихлопнуть крысу шваброй. Но крыса, ловко увернувшись от швабры, укусила Никанорова за ногу и бросилась бежать, норовя прошмыгнуть в какой-нибудь закоулок.     Крысу ловили минут пятнадцать, но безуспешно: она добралась до входной двери и благополучно скрылась в институтском дворе. Потом еще долго успокаивали Валечку и перевязывали рану пострадавшему Никанорову.     Скандал постепенно сошел на нет, но разговоры о дневном происшествии не прекращались. Кто-то предполагал, что все это было дурацкой шуткой студентов, хотя первое апреля уже давно миновало. На это Никаноров заявлял, что если он отыщет шутника, тот вернется домой не иначе как на костылях. Другие считали, что крысу подбросил кто-то из посетителей. Кое-кто даже припоминал, что видел в институте стриженого мальчишку...     - Нет, это свинство! - донесся вдруг из-за стенки гневный голос Прохорова. - На минуту отойти нельзя! Что? Значит, это крыса сделала? Нет, это сделала свинья! Двуногая свинья, которая еще осмеливается считать себя интеллигентным человеком!     Оказывается, у Прохорова исчез рогалик. Причем не какой-нибудь, а тот самый рогалик с идеально загнутыми концами, над которым Прохоров работал весь день. Рогалик исчез часа через полтора после того, как была поймана буфетная крыса, поэтому в краже рогалика Прохоров подозревал сослуживцев.     Прохоров рвал и метал, а Сергей опять терзался угрызениями совести. О чем же он вчера думал? Почему сразу не догадался, что негде ему держать этих крыс и что лучше пусть они останутся у Антона? Потерял тогда голову и вот, пожалуйста, съеден эклер, у Валечки крысы сожрали торт, у Прохорова исчез рогалик. Вдобавок ко всему, укушен Никаноров, теперь его ждут уколы от бешенства и другие весьма неприятные процедуры. И что хуже всего – одна крыса до сих пор еще где-то гуляет. Но кто? Сергей догадывался, что маленькая шустрая крыса – это Сократ, а крупная и своенравная (как охарактеризовал ее Никаноров) – скорее всего Наполеон. В таком случае получалось, что на свободе оставался Тито. Но почему именно Тито удалось остаться незамеченным дольше всех? Не пропади у Прохорова рогалик, можно было бы еще предположить, что он все это время проспал где-нибудь в подвале. Но ведь рогалик-то - определенно его лап дело. И он единственный из всех троих остался незамеченным. Как же так? Случайность? Или... Неужели все-таки брейнорин подействовал?     Сергей вспомнил, что ночью, когда он возвращал Наполеона в клетку, Тито стоял у самой дверцы, причем на задних лапах, странные его движения Сергей почему-то запомнил. Неужели Тито пытался сбить задвижку? Неужели это он в конечном итоге открыл замок?!

И тут донесся шум со второго этажа. Уже понимая, в чем дело, Сергей прыжками понесся по лестнице. И точно! В 219-ой аудитории стоял кавардак. Все без исключения студентки забрались на столы и оттуда визжали, а трое парней, вооружившись стульями и выставив перед собой их ножки, окружили угол. Протиснувшись, Сергей увидел, что в угол вжималась толстенькая крыса. Это несомненно был Тито. Глаза его в ужасе метались по сторонам, ища просвет в атакующей армии. Увидев Сергея, Тито немедленно бросился к нему и, взобравшись по брючине, повис, прижимаясь, у него на груди. Сергей инстинктивно прикрыл старого знакомого руками и крикнул:     - Тихо! Я поймал ее! - после чего, не тратя времени, выскочил в коридор. Спустившись на первый этаж, Сергей услышал гомон, исходящий из дверей кафедры, и передумал идти туда немедленно. Вместо этого он свернул к выходу...     Физико-химическая кафедра пребывала в сильном возбуждении. Виновник происшествия, крыса Сократ, металась в трехлитровой банке, банка стояла на столе, рядом со столом торжествовал бывший юннат Сотников, а вокруг шумела преподавательская публика. Требовали вызвать завхоза, партком, профком, ректора, санэпидемстанцию...     - Не надо профком, не надо санэпидемстанцию... - на пороге показался Меренков с клеткой в руках, а в клетке сидела еще одна крыса.     - Сергей Петрович, а эта крыса откуда? - строго обратилась к нему Лидия Петровна, секретарь кафедрального партбюро.     - Да, откуда? - подхватил все еще взъерошенный Прохоров. - Уж не эта ли уродина сожрала мой лучший рогалик?     - Успокойтесь, пожалуйста, Василий Дмитриевич, - довольно бесцеремонно оборвал Прохорова Сергей. - Эта крыса никак не могла покуситься на ваш драгоценный рогалик. Ее только что поймали в 219-ой аудитории, где она сумела перепугать всех студенток. - И переключился на партийную даму: - Лидия Петровна, мне кажется, я знаю, откуда крысы. Видите клетку? Я ее только что у нас за оградой нашел. И посмотрите на крыс, это не дикие серые крысы, это специальные медицинские крысы, белые, их для опытов используют. Наверное, школьный живой уголок клетку потерял.     - Откуда вы, Сергей Петрович, знаете, что живой уголок? Они, может быть, из крысиного питомника сбежали, и они заразные...     - Василий Дмитриевич, призываю вас к логике! - Лидия Петровна привычно овладела ситуацией. - Если бы крысы сбежали из питомника, то они не стали бы брать клетку с собой. Думаю, что Сергей Петрович прав, это крысы из живого уголка, значит, не заразные. В нашей советской школе заразных крыс держать не станут.     - А почему они белые? - не унимался Прохоров. - И смотрите, они меченые, у них пятнышки краски на боках. У этой, в банке и вон у той, из клетки.     Но не Прохорову было смутить Лидию Петровну.     - Они белые и меченые, потому что их когда-то использовали для опытов. А теперь наши советские ученые решили, что они больше для опытов непригодны, и передали их в школьный живой уголок. Надо немедленно запросить ГОРОНО, пусть разберутся.     - Лидия Петровна, запрашивать - может быть долго. Давайте сами попробуем. Я знаю тут рядом две школы, я туда зайду и спрошу. Клетка большая, места хватит всем крысам. А занятия на сегодня у меня все равно кончились, - предложил Сергей.     - Пришибить их, и все, - Прохоров никак не мог смириться, что истребитель его рогалика уйдет безнаказанным.     - Молодец, Сергей Петрович, правильно предложили, - одобрила Меренкова партийная дама. - А вы, Василий Дмитриевич, берите пример с Сергея Петровича. Беспартийный товарищ, а мыслит правильно, по-деловому.     Прохоров унялся.     Меренков не стал ждать, пока общее настроение переменится еще раз. Он подошел к Сотникову, и они вдвоем пересадили Сократа в клетку, где уже сидел Тито. Сократ, еще испуганный, попытался укусить Сотникова за руку, но безуспешно. Сергей с крысиной клеткой побыстрее ушел, а Лидия Петровна взялась за мобилизацию массы на ликвидацию последствий неожиданного нашествия.     Конечно, ни в какую школу Сергей идти не собирался. Он теперь нес крыс к себе домой, мучительно подбирая слова, которые придется говорить Насте и Люде, и жалея безвинно укушенного студента Никанорова. Никаноров, напротив, в это время купался в лучах своей новообретенной популярности. Девушки наперебой предлагали юному герою поправить ему повязку, проводить в поликлинику или помочь добраться до дома.     Зайдя в квартиру, Сергей наконец смог отдышаться. Как ни крути, а крыс придется держать дома, хотя бы некоторое время. Куда бы их пристроить? И чем сейчас накормить? Понадобится зерно, молоко, трава, песок, что еще? Вата для гнезда? И тут он обратил внимание на Тито. В институте и по дороге домой толстая крыса сидела тихо, а теперь, ощутив себя в безопасности, она решительно двинулась в дверце и, поколдовав передними лапками, ловко открыла дверцу. Сократ, увидев свободный выход, тоже было шевельнулся наружу, но Тито что-то пискнул ему, и Сократ улегся обратно. Тито же вышел из клетки и закружил по комнате, осматриваясь. Заглянул под стол, под стул, прошел вдоль плинтуса, понюхал входную дверь, проигнорировал туалет и, дойдя до дивана, протиснулся под него. Из-под дивана послышался газетный шорох. Шорох стих, Тито вылез из-под дивана и улегся рядом с ним, как бы говоря: "Вот здесь я буду жить". В эту минуту он был очень похож на обыкновенного домашнего кота, но у Сергея никогда не было в доме кошек, и он не уловил сходства. Зато он ясно понимал, что это совсем не тот Тито, которого он впервые увидел вчера в лаборатории у Антона. По-другому смотрели глаза, изменилась осанка... Несомненно, брейнорин.     Меренков соорудил лабиринт и попытался посадить в него крысу. Тито спокойно дался ему в руки, но, оказавшись в лабиринте, демонстративно улегся мордочкой ко входу и задом к направлению движения, не проявляя ни малейшего намерения преодолевать испытание. Как должное он воспринял свое вынимание из лабиринта - лениво пошел к дивану и устроился подле него. А глаза его непрерывно следили за Сергеем, как бы стараясь угадать, что еще тот ему готовит. Сергей понял, что штучки с лабиринтами у него больше не пройдут. И вообще с Тито придется теперь обращаться не как с подопытным животным, а как с равным, все понимающим партнером. Он вздохнул и засобирался в магазин. Тито, увидев приготовления к выходу, никаких эмоций не проявил. Он, не вставая с места, махнул Сергею хвостом: сказал "до свидания". Сократ спокойно пережидал события в клетке. Он совсем не изменился со вчерашнего дня, как будто никакого брейнорина никогда не пробовал.

Когда вечером, после дежурства, Настя забежала к Сергею, то Меренкова она увидела в прихожей, он как раз собирался запереть дверь в квартиру. Пройдя внутрь, Настя, первой зайдя в комнату, просто обомлела: на полу около дивана лежала большая белая крыса и, положив голову на передние лапки, смотрела Насте в глаза.     - Ой, какая хорошенькая! Сереженька, где ты нашел такое чудо? Ее можно погладить? Она не кусается? - Настя присела около Тито. Клетку с Сократом, задвинутую в угол, она еще не заметила.     Собственно говоря, Настя пришла сегодня с вполне определенной целью. Во время сегодняшнего дежурства она постоянно вспоминала свое последнее свидание с Сергеем и весь день не могла отделаться от мысли: что-то было не так. И только перед приходом сменщицы она сообразила - что. Изменилась Сережина квартира. Там явно ощущалась женская рука. Неужели за те месяцы, что они были в ссоре, у Сергея кто-то появился? Надо было раньше мириться. И подруги тоже предупреждали, что нечего гордость показывать, рискуешь оказаться вовсе не у дел. Вон сколько симпатичных студенток в его институте. А она все ждала, ждала, надеялась, что Сережа придет первым. И вот дождалась...     Вернулся от двери Сергей.     - Здравствуй, Настюша. Хорошо, что ты пришла. Вы уже познакомились? Настя, это Тито. Тито, это Настя. - Меренков засмеялся. - Вы не посидите немножко вдвоем? Я пока за молоком сбегаю. Гастроном на Ленина должен быть еще открыт.     Вернувшись, Сергей застал Настю и Тито рядышком на диване, дружно смотревших "В мире животных". За всеми эмоциями Настя даже временно упустила из вида, зачем она сегодня пришла к Меренкову. И уж конечно, ей не пришло в голову связать свою ревность с девушкой в мохеровом свитере, выбегавшей из подъезда, с которой они чуть не столкнулись лбами, и Сергея, запиравшего открытую кому-то дверь.

К обычным рутинным утренним делам у Сергея теперь прибавились новые хлопоты: уход за крысами. Собрать из клетки опилки на заготовленную газету, насыпать свежих опилок, газету свернуть, кулек положить к двери. Засыпать зерна в кормушку, подлить воды. Добавить молока в блюдечко для Тито, вытряхнуть его туалет (Настя приспособила обувную коробку). В руку портфель, прихватить газетный ком до помойки - и на работу. Тито, уловив, что Сергей уходит, очень выразительно напоминал ему включить телевизор и, добившись своего, лез на диван смотреть, что пошлет ему телевизионный бог. С утра обычно шла в повторении "АБВГДЕйка", но ближе к вечеру вполне могли случиться и "Очевидное-Невероятное", и "Клуб кинопутешественников".

- Вениамин!!! - голос матери сорвался на визг. - Сколько раз тебе говорить! Чтобы я этой пакости больше не видела!     - Мам, ну ты что, ну я ж воду только менял, ну что, поставить нельзя на минуточку, - забубнил Веник, появляясь в кухне. Честно говоря, он совсем забыл про этих дурацких головастиков. То есть головастики, конечно, не дурацкие, стал бы он иначе платить бабки малышне, но вчера вечером пришлось срочно расселять меченосцев, а сегодня, слиняв с физры, бежать за новым аквариумом, а потом делать перестановку - места в комнате катастрофически не хватало - и маленький аквариум с головастиками временно был отправлен на кухню... А ведь знал, что мать придет с работы и разорется...     - Совсем обалдел! Мало мне крыс в институте, так еще дома эти крокодилы!     - Мам, да какие крокодилы? Головастики это...     - Ты мне голову не дури! Головастики... Что я, головастиков не видела? Мерзость какая!     Веник удивленно уставился на мать. Она, конечно, истеричка, но все-таки бывший биолог. Что это с ней? Потом перевел взгляд на аквариум - и чуть было тоже не завизжал. Хотя то, что там плавало, было очень похоже на головастиков - но именно что только похоже. Округлая черная капля стала какой-то угловатой, хвост удлинился раза в два и явно отливает зеленым, рот приобрел хищный оскал, а глаза... Что этот идиот мне приволок?! Хотя... А что, если из них выведутся какие-нибудь экзотические лягушки? Но как они могли попасть в подмосковный пруд? Ладно, с этим мы разберемся...     - Мам, это головастики африканской серебристой квакши. Мне в зоомагазине по знакомству оставили. Я счас заберу, ты не беспокойся. - Веник быстро сгреб аквариум в охапку и скрылся в своей комнате.

На следующее утро Лидия Петровна проснулась с головной болью. Ночью снилась какая-то гадость, зеленые африканские крысы и лягушки с когтями и зубами. И ведь с Веньки станется, разведет и вправду квакш каких-нибудь. В папочку пошел, великий исследователь. А Борис, конечно, прохлаждается себе в очередной экспедиции, ему и дела нет до сына. Пять часов всего, а уснуть уже не удастся... Нервы ни к черту... На работе приходится сдерживаться постоянно, парторг как-никак, вот и сорвалась вчера на сыне... Что это за серебристые квакши такие, и откуда они в местном зоомагазине? Странно все это... Позвонить Тамарке, что ли, она вроде по земноводным специализировалась...     Ей все-таки удалось немного подремать, и после кофе голова окончательно прояснилась. Спокойно приготовила сыну завтрак, да и Веник все утро был как шелковый, сам, без понуканий, встал и умчался в школу раньше матери, на пороге - небывалое дело! - чмокнув ее в щеку. Погода стояла замечательная, утреннее солнце уже ощутимо грело - совсем скоро лето! - и даже неуместной казалась непросыхающая лужа у помойки, из которой жадно лакала воду рыжая ободранная дворовая кошка. Лидия Петровна, конечно, не знала, что именно здесь, за помойкой, ее Веничка принимал обычно своих "поставщиков", и что именно в эту лужу он выплеснул пару дней назад остатки воды из кривой банки, которую притащил придурочный Генка...     В обычном своем спокойно-деловом настроении Лидия Петровна подходила к институту. Мысли переключились на рабочую текучку, и она размышляла, что раз регулярные занятия кончились и начались зачеты, то, само собой, прекратятся семинары по изучению материалов Двадцать Пятого съезда, а значит, необходимо перенести центр тяжести лекционной пропаганды в общежитие. Она как раз миновала ворота, ведущие во двор, когда краем глаза заметила какое-то шевеление в траве. Опять крыса?! Ну точно, белая, жирная, небось та самая, которая у Шульгиной торт погрызла, а потом студента укусила. И что она уставилась? Стоит столбиком - разве крысы так стоят? - не убегает, смотрит. Неприятная какая!.. Лидия Петровна быстро оглянулась - никого нет? - и скорчила крысе рожу. Пришибить бы ее прямо тут на месте... Кстати, не забыть спросить Меренкова, нашел ли он живой уголок... А ну, пошла отсюда! Крыса повела себя как-то странно - еще больше выпрямилась, помахала передними лапами, а потом слегка приоткрыла пасть и показала длинный розовый язык. Лидия Петровна завизжала и побежала к дверям...     У институтских дверей ее и обнаружил через некоторое время неторопливо шедший на работу Прохоров. Она стояла, тяжело дыша, держась за сердце.     - Лидия Петровна, что с вами? Вы больны? Может быть, позвать медсестру?     - Василий Дмитриевич, вы видели? Вы видели ее? - женщина схватила его за руку.     - Кого, Лидия Петровна?     - Вон, вон там! Такая жирная противная крыса, лапами машет, язык показывает...     Прохоров всмотрелся.     - Нет, там нет никого. Пойдемте, Лидия Петровна, вам посидеть лучше, я вам воды принесу, - он провел партийную даму в вестибюль, заботливо усадил на мягкую скамейку и кинулся за водой.     - Спасибо, Василий Дмитриевич. - Лидия Петровна жадно выпила стакан. - Должно быть, мне привиделось. Вчера переволновалась из-за суматохи, вот и грезится всякое...