Ночь у Сергея пошла кувырком. Да и о каком хорошем сне может идти речь, когда просыпаешься от настойчивого стука в дверь, открываешь и обнаруживаешь пару крепкого вида мужчин в пиджаках. Один из них протянул Сергею маленькую красную книжечку:     - Здравствуйте, Сергей Петрович. Разрешите зайти?     - Да, конечно, заходите, - Сергей старался сохранять бодрый вид, однако внутри у него все сжалось. Такие люди просто так не приходят, это ясно.     - Неплохая у вас квартира, Сергей Петрович, - тем временем продолжал мужчина. - Небольшая, но уютная. Кстати, можете звать меня Иваном Сергеевичем.     Второй мужчина представляться не стал и молча проследовал за первым в квартиру. Предлагать гостям чаю было явно неумно, поэтому оставалось только ждать развития событий. Назвавшийся Иваном Сергеевичем уселся на стул посреди комнаты и уставился на Сергея в упор. Второй же стал молча рассматривать книжную полку, как будто происходящее его совершенно не касалось. Временами он даже что-то чуть слышно бормотал, но одобрительно или критически, определить было невозможно.     - Курите? Нет? Ну и правильно, это вредно! - продолжал тем временем Иван Сергеевич. - До нас дошли слухи, Сергей Петрович, что вы занимаетесь какими-то странными исследованиями, не имеющими ни малейшего отношения к вашей диссертации. Не нужно делать удивленное лицо - мы знаем, что у вас уже давно появилась привычка засиживаться на работе допоздна и даже приходить в институт в выходные. Заказы на реактивы, поступающие из вашей лаборатории, не очень-то подходят для операций с тестом, а увлечение стеклодувным делом и изготовление странных сосудов... Это уж, извините, не лезет ни в какие ворота. Я даже не буду упоминать последнего инцидента с крысами, в котором ваше поведение тоже вызывает подозрения: что-то уж больно быстро вы нашли выход из ситуации. Создалось впечатление, что вам известно об этих крысах значительно больше, чем вы хотели показать. Если еще связать это с вашей неожиданной поездкой в Москву в биологический институт... Я понятно объясняю ваше положение, Сергей Петрович?     "Тупик, - подумал Сергей. - Им все известно. Наверняка про выходные и задержки на работе они узнали у кого-то из вахтерш, да хоть той же тети Груши, а про крыс могли с кафедры настучать. Добавили к этому легко доступную информацию и дело в шляпе - все открылось".     - Да я же и не собирался скрывать! - горячо заговорил Сергей. - Просто я увлекся исследованием, не имеющим прямого отношения к эклерам. Но это должно принести пользу для страны, мне только нужно закончить опыты.     - Разумеется, Сергей Петрович, вы - честный советский человек и гражданин и не собирались скрываться, мы все понимаем и, разумеется, вам верим, - с искренностью в голосе сказал Иван Сергеевич. - Однако нам хотелось бы узнать, о каком именно исследовании идет речь? И при чем тут крысы?     - Понимаете, есть такое вещество, брейнорин. Оно влияет на мозг, возможно, увеличивая его способности, хотя никто точно не знает, какие именно и насколько. Теоретически его вычислили уже давно, это публиковалось в журналах...     - А в каких именно журналах, Сергей Петрович, наших или зарубежных?     - В зарубежных, - Сергей понимал, что этот факт никак не улучшает его положения, но врать в такой ситуации еще хуже, если поймают на лжи - этот милый разговор продолжится в значительно менее приятных условиях. - Исследования проводили французские и американские ученые, однако они не смогли получить брейнорин практически.     - А вы, значит, смогли?     - Да, я придумал оригинальную методику, могу показать схемы и расчеты. Несколько дней назад я сумел получить брейнорин и решил его испытать.     - Значит, вам не пришло в голову, что это может быть не в вашей компетенции? Вы разве психолог или нейролог?     - Нет, но разве мне бы кто-нибудь поверил? Какой психолог воспринял бы серьезно идею, что я принес ему порошок, который может сделать человека умнее? Да меня бы самого немедленно поместили в психушку, и неважно, какие расчеты я бы представил! Тем более что вещество новое, применять его на людях сразу нельзя.     - Ага, так вот откуда взялись крысы, - лицо Ивана Сергеевича немедленно приняло понимающее выражение. - Интересно, кто именно вам их выдал... Ну ничего, это мы потом узнаем, к данному вопросу факт не относится. Продолжайте, Сергей Петрович.     - А что тут продолжать? Крысам был введен брейнорин...     - И они что, прям так сразу и поумнели? - неожиданно вступил в разговор второй мужчина. - Заговорили, открыли законы Ньютона, задачки по высшей математике стали решать?     - Да нет, на самом деле сразу не было заметно вообще никакого эффекта. Однако потом поведение одной крысы стало несколько странным.     - И где сейчас находится эта крыса? - Иван Сергеевич внимательно посмотрел на Сергея. - Только не говорите, что она исчезла в неизвестном направлении и не оставила адреса.     - Да нет же, тут, у меня живет.     Словно услышав слова Сергея, из-под кровати выполз заспанный Тито. Он с удивлением осматривал нежданных гостей и, казалось, пытался оценить обстановку. Во всяком случае выражение его мордочки можно было бы назвать обеспокоенным.     - А вот и наша крыса, очень хорошо, - задумчиво проговорил Иван Сергеевич, явно решая, что же делать дальше.     - А знаете, Сергей Петрович, - продолжил он, - все это выглядит хоть и фантастически, но довольно занимательно. Пожалуй, вам стоит продолжить ваши исследования, но уже в нашей лаборатории. И жить вы будете тоже у нас, не волнуйтесь, условия вам понравятся. И крысе вашей, думаю, тоже.     - Слушай, Ваня, да зачем это все? - вдруг опять заговорил второй. - Сразу видно - это наш человек, советский, пусть себе работает.     - И верно, - неожиданно легко согласился Иван Сергеевич. - Работайте, Сергей Петрович, Родина вас не забудет. Общий привет!     И двое мужчин начали медленно растворяться в воздухе. Сначала исчезли руки и ноги, потом головы, а последнее, что от них оставалось – это пиджаки, свободно парящие посреди комнаты, словно не желающие отправляться за своими хозяевами. Сергей попытался схватить один из них, но его руки проходили сквозь ткань, совершенно ничего не чувствуя. Неожиданно он ощутил что-то мягкое и теплое в правой руке...     И обнаружил, что лежит на кровати, сжимая в руке уголок подушки. А на полу сидел Тито и смотрел прямо на него своими пронзительными глазами-бусинками.

Неожиданно странный звук привлек внимание Сергея, и он сразу же забыл о Тито – в замочной скважине кто-то поворачивал ключ. Это никак не могла быть Настя - ее дежурство заканчивалось позже, а больше никому он ключа не давал. Наверное, воры, но что у него можно украсть? "Лучше всего не паниковать, - решил про себя Сергей. - Подождем развития событий".     Через секунду послышался скрип открывшейся двери и кто-то приглушенным голосом сказал: "Входите, Mнемоник, путь открыт. Клиент спит и будет спать еще довольно долго, об этом позаботились".     - Так чего же нам тогда шептаться? - послышался голос того, кого, по всей видимости, звали Mнемоник. - Когда над человеком потрудился Гипнотик, можно считать, что он мертв, потому как ничто и никто его не разбудит до заранее установленного момента. Разве что другой Гипнотик вмешается, но это уже явная чушь. Так что не дрейфь, Адепт, не обращай внимания на спящего хозяина и уж прости его, что он, возможно, не проявит свойственного ему гостеприимства.     - Да уж, конечно, откуда здесь Гипнотику взяться без ведома шефа, - засмеялся Адепт. - На это даже моих скромных знаний хватает. Гипнотиков ведь очень мало, да?     Сергей лежал как можно тише, стараясь не дышать, даже легкий шорох мог привлечь к нему внимание – ведь он находился в одной комнате с загадочными посетителями, буквально в нескольких метрах от них. По голосу Сергею показалось, что так называемый Адепт еще очень молод, может быть, даже мальчик, уж очень звонко тот смеялся. А вот Мнемоник был явно человеком пожилым: манера его речи была нетороплива, это была речь человека, уже много повидавшего на своем веку и пришедшего к выводу, что торопиться в этой жизни, в общем, некуда. Судя по шуму отодвигаемого стула, один из них сел, а второй ходил по комнате кругами, шарканье его шагов непрерывно звучало на фоне разговора. Догадаться, кто сидел, а кто ходил, было нетрудно. Послышался шум, как будто на пол поставили тяжелый предмет, и писк, очень похожий на крысиный.     - Редкая способность, очень редкая, и главное – почти непредсказуемая, - тем временем продолжал Мнемоник. - Уже сколько их исследовали, пытались понять закономерность и все впустую – или парацельсий сделает тебя Гипнотиком, или не сделает, проще угадывать показания генератора случайных чисел.     - А кстати, зачем мы сюда пришли? – спросил Адепт. - Обычная квартира, ничего особенного, да и живет здесь обыкновенный средний ученый, даже не кандидат еще. Что шефу от него понадобилось?     - Я всегда знал, что Адептам свойственно любопытство, - засмеялся Мнемоник. - Ничего, с опытом это пройдет. Вот подвергнешься Преображению, станешь, например, Мнемоником...     - Ну ладно вам, мне это и так каждый день сообщают, вы дело расскажите!     - Хорошо. Ты не поверишь, но этот самый обыкновенный средний ученый, как ты верно заметил, даже не кандидат еще, сумел получить парацельсий!     - Да не может быть! Это же совершенно невозможно, нам это каждый день на занятиях внушают: так как человечество еще не подготовлено... ну и так далее... наше Общество все контролирует и не дает открытию свершиться... или что-то в этом роде?     - Ты переврал больше половины слов, - нахмурился Мнемоник. - Неужели так сложно запомнить первый параграф Устава? Это же основа основ!     - Вам легко рассуждать, вы - Мнемоник, у вас память пару библиотек вместит и не заметит! Где уж нам, простым смертным, еще не прошедшим Преображение и не принимавшим парацельсий!     - Между прочим, я еще будучи Адептом знал Устав наизусть от корки до корки. Так что не быть тебе Мнемоником, Адепт, и не надейся! С такой дырявой памятью ты можешь разве что Забвельником стать.     - Вот ведь, придумали тоже каких-то Забвельников. Вы лучше рассказывайте!     - Ты же меня сам все время перебиваешь... Ну ладно, дело молодое, прощу на первый раз. В общем, проворонили мы его, совершенно банальным образом проворонили. Ты же помнишь, что недавно произошла утечка информации и один из наших, некто Серж Терьен, сумел опубликовать теоретическую базу для получения упрощенной и сильно ослабленной формы парацельсия. Шеф решил, что этот эксперимент может неплохо подстегнуть науку в нужном направлении, поэтому поддержал инициативу вместо того, чтобы примерно наказать этого Сержа. После этого многие ученые попытались синтезировать этот так называемый "брейнорин", но у них ничего, разумеется, не вышло, так как все находилось под контролем. Наши заграничные коллеги, контролирующие исследования в США, совсем недавно сумели помешать доктору Сридхарачарье из Омахи, причем проделали это очень элегантно – всего лишь маленькое внушение охраннику, чтобы он провел обход в нужном порядке, и все дела. Это я тебе рассказал, чтоб ты понял – все важные исследования непрерывно проверялись. Кто же знал, что этот наш даже не кандидат, в квартире которого мы сейчас и находимся и которому по должности необходимо заниматься важнейшим для человечества делом – улучшать качества кондитерского теста, давно уже интересуется парацельсием и даже пытается полукустарным способом его получить? Вот и проворонили! И куда только смотрели Наблюдатели...     - А я всегда хотел стать Наблюдателем после Преображения, - мечтательно проговорил Адепт. - У них такая интересная способность, аж дух захватывает.     - Вынужден тебе напомнить, мой юный друг, что только 16.35% принимающих парацельсий становятся Наблюдателями, 18.28% - Мнемониками, 5.11% - Гипнотиками, а с 50.12% вообще не происходит заметных изменений. Вас ведь уже знакомили с этими цифрами, нет?     - Да, конечно, только я их успешно позабыл. Но надежда умирает последней, так ведь? Ну и какие меры мы должны предпринять теперь? Я надеюсь, нам не придется его убивать, я еще никогда этого не делал.     - Честно говоря, я тоже, и ты уж должен понимать, что если бы требовалось устранение – послали бы кого-нибудь более подходящего. Нет, этот Сергей... кстати именно так его зовут, забавное совпадение, не правда ли – Серж выдал ослабленный парацельсий, а Сергей - получил, так вот, он сам не пробовал брейнорин. Представляешь?     - Не могу себе такого представить, - в голосе Адепта явно проскальзывало удивление. - Если бы у меня была такая возможность, я бы ее использовал, не медля ни секунды! Это ж такое искушение, просто непосильное!     - Вот именно, но он же не знает, какое сокровище попало ему в руки. Вот он и пытался проводить исследования, в частности, дал парацельсий крысам.     - Крысам?     - Да, именно им. Кстати, подобные исследования проводило и наше Общество в 1936-1940 годах, так записано в отчетах. Только опыты ставились не на крысах, а на обезьянах. Помнишь знаменитое фото йети в 1938 году? Хотя вряд ли. Об этом еще тогда много писали в газетах, откуда же им было знать, что это всего лишь побочное действие эксперимента на гориллах. В общем, скандал поднялся немалый, исследования быстро свернули, но отголоски этой истории дошли и до наших дней – все время находят какого-нибудь очередного "снежного человека". Вот так рождаются нездоровые сенсации!     - Поразительно! Так что же нам нужно делать?     - Всего лишь подменить крысу. На самом деле крыс было три, одну мы уже поймали, а вторая - погибла. Так что осталась всего одна - и вот она перед тобой, в клетке.     - Какая миленькая! Можно, я возьму ее и поставлю у себя в комнате? Пусть поживет у меня дома, моя мама очень любит животных.     - Все-таки ты еще ужасно молод и глуп, - рассердился Мнемоник. - Это же не просто крыса, это крыса, которая прошла Преображение! Наши исследователи наверняка захотят ее подробно изучить, как и предыдущую. Это может привести к интересным выводам, да мало ли еще к чему. Так что даже не рассчитывай!     - Ну хорошо, - по голосу чувствовалось, что Адепт заметно расстроился. - А почему на такое простое дело послали Мнемоника? Я бы тоже мог подменить крысу, тут много ума не надо.     - Было несколько причин, если тебе так интересно. Во-первых, дело посчитали важным и не рискнули доверить его Адепту, мало ли на что способна эта крыса. Во-вторых, хоть я и считаюсь Мнемоником, у меня есть небольшие способности Гипнотика, на крысу должно хватить, если она решит что-нибудь выкинуть. Мозг у нее маленький, на что она может быть способна? Ну и в-третьих, я был самым свободным преображенным на тот момент, ты же понимаешь – лето, многие на курортах, зачем из-за ерунды мешать честно заслуженному отдыху? В общем, так сложились обстоятельства, да и тебе так лучше – послушаешь старика, глядишь – может, и ума наберешься. Или тебе неинтересно?     - Да нет, очень интересно, что вы! А кстати, что мы будем делать, если этот Сергей получит парацельсий еще раз?     - Такой возможности ему уже не представится, он теперь находится под контролем Наблюдателей.     - Так что же ему помешает? Он же знает состав, знает способ, тут охранником не отделаться!     - Меры уже приняты. Во-первых, прошедшую Преображение крысу мы ему сейчас подменим на самую обыкновенную. Во-вторых, после маленькой подтасовки в каталоге склада, где Сергей получает реактивы, ему будут доставлять несколько другие соединения, чем он рассчитывает. Я все хорошо запомнил: вместо ди-фосфоро-мектолиевой кислоты он будет получать три-фосфоро-мектолиевую, а с ней у него ничего не получится, да и не может получиться. Так что опыты будут проваливаться, а причину он узнать не сможет, и, скорее всего, придет к выводу, что его успех был случайностью, и, возможно, совсем бросит это занятие. А если и нет – невелика беда, я же сказал, что теперь все под контролем. Видишь – совсем не нужно никого устранять, маленькое изменение легко приводит к глобальным последствиям, именно так и любят делать в нашем Обществе.     Сергей с трудом подавил желание немедленно вскочить с дивана и высказать этим двоим, что он об этом думает. Это кем они себя возомнили? Подтасовывают реактивы, вмешиваются в исследования... Да кто они такие?!     Словно в ответ на его невысказанный вопрос, Адепт неожиданно спросил:     - А, кстати, как мы сами получили парацельсий?     - Ну ты даешь! – восхитился Мнемоник. - Уж это-то вы точно еще на первом году проходили, неужели забыл?     - Да нет, помню, но нам это как-то очень кратко сообщали, мол, получил это некий Парацельс фон Гогенгейм незадолго до своей смерти в 16 веке...     - В 1540 году, а умер он в 1541-м. А его полное имя: Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. Парацельс – это псевдоним. Во время своих алхимических опытов в поисках очередного лекарства он совершенно случайно получил некое вещество, впоследствии названное его именем. Нам позже пришлось вырезать фрагмент из его трактата "Потаенная философия", дабы он не попал к потомкам. В вольном переводе цитата звучит так: "Первовещество помещают в перегонный куб и заливают росой, после чего дистиллируют. Дистиллят помещают в кувшин, а осадок, оставшийся после перегонки в кубе, вычерпывают и передают символической фигуре - Сатурну. После разделения дистиллят разливают в четыре колбы для последующей очистки путем непрерывного испарения и конденсации. Этот процесс должен происходить непрерывно в течение сорока дней, на что указывает число 40 на печи". Ладно, не буду тебя утомлять, там все в таком духе. Его покровитель, архиепископ Зальцбургский, увидел опасность в этом открытии и передал его на вечное хранение еще нескольким алхимикам, которым доверял, я не буду утомлять тебя перечислением их имен. Они и их ученики закончили исследования Парацельса и основали наше Общество. Вот только я никак не пойму, зачем тебе это все рассказываю, ты и сам можешь все это прочесть в "Истории Общества" Джузеппе Бальзамо. Наверное, старческая болтовня, возраст сказывается. К делу – ставь свою клетку, бери преображенную крысу - и пошли!     Судя по торопливым шагам, Адепт незамедлительно подчинился. Раздался шум отодвигаемого стула, по всей видимости, Мнемоник ставил его точно на место. Через несколько секунд дверь снова заскрипела, а потом послышался поворот ключа. Сергей понял, что остался один.

Он открыл глаза. Недоуменно осмотрелся. Что это было, явь или сон? Первое вторжение - наверняка сон, уж больно чудно те растаяли. А второе? По невероятности - должно быть сном. По яркости, четкости, непрерывности действия - очень уж необычный сон. Да и как это можно, во сне проснуться и попасть в другой сон? У Сергея никогда раньше не было "вложенных" снов. Крысы! Они хотели забрать крыс! Где Тито?     Да вот он, спокойно рассматривает раскрытый "Огонек", принесенный Людой бог весть когда, и так и завалявшийся в груде книг. Сократ? И Сократ на месте, в своей клетке. Никакой он не подмененный, вон пятнышки на боках те же. И клетка знакома - облупленная краска и два погнутых прута, это когда он клетку в электричке вез и, не устояв при толчке, неловко налетел в тамбуре на угол.     Значит, сон. Но какой почти настоящий! Не иначе, он в лаборатории какой-нибудь галлюциногенной гадостью надышался. Осторожнее надо, чаще открывать окна и не лениться ставить открытые реактивы в вытяжной шкаф. А то не только по двое приходить станут, но и сам Парацельс объявится. Такой небольшой, лохматый и зелененький...     В перерыве между зачетами Сергея перехватил в коридоре Прохоров. "Ох, сигареты я ему так и не купил", - расстроился Меренков. Но Прохоров не вспомнил о сигаретах, а неожиданно задал вопрос, которого Сергей ожидал от него меньше всего:     - Ну что, нашел тогда школу, где крыс потеряли?     - Нашел, - соврал Сергей без запинки. - Крысы оказались из сорок пятой школы. - Меренков рисковал: сорок пятой школы в Подольске никогда не было, но подготовленная ранее правдоподобная история из-за ночных волнений совершенно вылетела у него из головы.     - А как вообще все? - продолжал задавать вопросы обычно не очень общительный Прохоров.     - Да все нормально. Слушай, а ты не знаешь случайно, кто такой Парацельс?     Прохоров закашлялся сигаретным дымом, а когда прочистил горло, то сразу огорошил Меренкова:     - Ты уже в курсе, что Высоцкий уехал?     - Куда уехал? - не понял сначала Сергей. - А-а-а... Да как же это он? И куда?     - Так вышло, - пояснил Прохоров. - Напился опять, буянил, с милиционером подрался, на пятнадцать суток загремел. Из театра, натурально, его поперли, он обиделся и к своей бабе умотал.     - А кто у него баба? - В последние годы Меренков слабо следил за событиями культурной жизни страны.     - Ну ты даешь! - поразился Прохоров. - Нельзя же быть таким серым, Серый. Француженка у него баба, тоже актриса. Марина Влади зовут. Знаешь такую?     - Знаю, в кино когда-то давно видел. А как же это он на ней женился?     - Деваться было некуда. Песню "Я нынче буду, как Марина Влади" слышал?     О да, эту песню Сергей еще со студенчества помнил почти наизусть.     - Француженке настучали, она обиделась, как последняя дура, нажаловалась в свою компартию, Марше пошел к Демичеву, наклевывался международный скандал, так Высоцкого вызвали в ЦК и велели жениться. А теперь вот уехал и поклялся, что назад больше ни ногой...     Удрученный таким неприятным известием, Сергей больше не вспоминал о ночных пришельцах. Когда в тот вечер он вернулся домой, Сократ по-прежнему безучастно сидел в своей клетке, а Тито смотрел по телевизору веселую комедию "Операция Ы".

Этот день показался Генке, мягко говоря, странным. Все началось еще с урока математики, на который Генка шел как на каторгу: в четверти не то двойка, не то тройка. "Да и не вызывали меня давно, так что вызовут, как пить дать, вызовут, а все карантин виноват, что так быстро кончился", - думал он, когда математичка уткнулась своим длинным носом в журнал в поисках жертвы. "Только бы не меня, только бы не меня, - речитативом забормотал про себя Генка. - Я исправлюсь, я выучу, это не я, это головастики виноваты, да и Чингачгук тоже...".     - Сегодня к доске пойдет, - под пристальным взглядом тридцати пар глаз Вера Сергеевна начала свой монолог. - К доске пойдет... Вольнова!     Генка вытаращил глаза на математичку. Да и не только он: по всему классу пошла волна удивленных возгласов. Зубрила и отличница Вольнова уже давно обеспечила себе твердую пятерку в четверти, вызывать ее не имело ни малейшего смысла. Да она и сама очень удивилась вызову, хотя на ее ответ это никак не повлияло - быстро и четко решив задачу и получив очередную пятерку, она с воображалистым видом уселась на место.     - Хорошо, Вольнова, молодец, - похвалила Вера Сергеевна. - Раз ты так быстро решила задачу, у нас есть время спросить еще кого-нибудь. К доске пойдет...     "Ну все, теперь точно спросит, проклятая бледнолицая, - подумал про себя Генка, все еще находившийся под впечатлением от недавнего похода в кино. - Я в списке сразу после Вольновой. Только не меня, только не меня...".     - К доске пойдет Гаврилов!     "Опять какой-то дурацкий выбор, - мог бы подумать Генка. - У Гаврилова за последнюю контрольную четверка, зачем его вызывать? На пятерку он никогда не тянул, кишка тонка...". "А ведь он сразу после меня в списке, - неожиданно осенило Генку. - Как будто у математички сегодня прицел сбился, то в одну сторону промажет, то в другую. Ну и ладно, главное, что меня не вызвали, пускай Гаврюша отдувается".     Коля Гаврилов отдувался по мере сил и возможностей и сумел в итоге получить четверку. Больше спрашивать времени не было, потому что нужно было объяснять новую тему. Генка облегченно вздохнул.     Но на этом странности не кончились! На уроке ботаники повторяли Генкину любимую тему - лиственные и хвойные деревья, но надежды на то, что Сан Саныч вызовет именно его, не было почти никакой - хоть Генка и сохранял кое-какие надежды на четверку в четверти (вот бы мать обрадовалась, нечасто он радовал ее такими отметками), все было еще очень неопределенно. "Зрение Большого Змея затуманено и он не видит будущего Соколиного Глаза, - подумал Генка. - Но что-то мне сегодня фартит, может, и тут получится?"     - К доске пойдет Вяльцев, - услышал Генка и, улыбаясь до ушей, пошел отвечать. Пятерка обеспечена, а может быть, и в четверти подправим.     Однако удача переменчива, и Генка решил ловить момент. Ему не терпелось наловить еще головастиков для Веника, а уйти с уроков можно было только одним способом - пойти к медичке, тете Марине, и получить от нее освобождение. А обмануть ее не могли даже самые опытные прогульщики - глаз у медички был наметанный и симулянта видел за километр. Однако с сегодняшним везением Генке море было по колено и он, не долго думая, на второй перемене отправился в медкабинет.     - Ну здравствуй, Вяльцев, - тетя Марина подозрительно посмотрела на вошедшего Генку. - На что будем сегодня жаловаться? Опять зубы болят? Или гангрена обеих ног открылась? Ты говори, не стесняйся.     - Вечно вы мне эту гангрену припоминаете, - засмущался Генка. - Подумаешь, увидел в книжке, испугался, с кем не бывает.     - Значит, не гангрена и не зубы. Тогда что же?     - Понимаете, тетя Марина, - быстро затараторил Генка, - у меня с утра живот болит, просто ужас. Как из дома вышел - так сразу и прихватило, дышать больно. Вот, смотрите! - и Генка со стонами задышал.     "Домой, домой, домой, - бормотал он про себя. - Отпустите меня домой, тетя Марина, очень нужно, очень, очень".     - Сейчас проверим, - медичка наклонилась к нему и принялась ощупывать Генкин живот. - Тут больно? А тут? И тут тоже больно? И здесь?     - Да, везде больно, тетя Марина, и вот тут тоже больно!     - Все с тобой ясно, Вяльцев, ничего у тебя не болит. Иди-ка ты лучше обратно на урок.     - Но, тетя Марина, очень больно, правда! - Генка никак не мог смириться с поражением.     - Если ты хочешь парочку уколов, у меня как раз...     Не дослушав фразы, Генка пулей вылетел в коридор. Медичку почти никогда не удавалось обмануть, но сегодня это было особенно обидно - все так хорошо начиналось! Вздохнув, Генка отправился на урок русского языка, уже не веря в свою сегодняшнюю счастливую звезду.

Василий Дмитриевич Прохоров, сотрудник физико-химической кафедры Подольского Пищевого Института, специалист по закрутке рогаликов, с тоской глядел на пыльную улицу в узкую щель между вишневыми плюшевыми гардинами. Да-да, в его квартире были вишневые плюшевые гардины с бомбошками по краям. Более того, даже стены, поелику возможно, были прикрыты вишневым плюшем, что сообщало всей комнате сходство с внутренностью дорогого гроба. Конечно же, Прохоров любил говорить, что это уступка агрессивному вкусу тещи, но сам-то он знал настоящую причину своей патологической тяги к плюшу.     Сам будучи Наблюдателем, он был прекрасно осведомлен о том, что только вишневый плюш препятствует проникновению всевидящего ока Наблюдателей в помещение. Причина этого была неизвестна ученым Общества, несмотря на все усилия найти разумное физическое толкование. Более того, с появлением и распространением плюша в середине 18 века, ограничение способностей Наблюдателей вызвало небольшую панику в рядах Посвященных. Произошел даже локальный Плюшевый Бунт, предводители которого утверждали, что свойства парацельсия ослабевают, и недалек тот час, когда пропадут совсем! Бунт был с легкостью подавлен авторитетами, а зачинщиков погнали взашей, лишив всех регалий. С вишневым плюшем решено было бороться просто: прививать населению уверенность, что вишневый плюш - это признак мещанского вкуса и дурного тона. Население поддавалось, но не всегда.     Итак, Прохоров в тоске смотрел на улицу. Уж как он старался... уж как он пытался увильнуть от этого пыльного, тоскливого, обветшалого Общества... Не получилось. Василий Дмитриевич привычно закручинился. Это он делал всякий раз, когда вспоминал свою загубленную жизнь. Жизнь, которая была предопределена с первых дней. Обучение в Адептах, которое за последние четыреста лет не изменилось ни на йоту - зубрежка Устава, изучение Основных Вех, Иерархии, Кодекса Чести Посвященных. Как же все это было затхло! На улице шумели войны и весны, девушки в старательно отглаженных простеньких платьях приятных оттенков скользили глазами и проходили мимо... И все это отдать за Общество якобы Сверхчеловеков?     Была, правда, еще слабая надежда - более половины прошедших Преображение оставались просто людьми. С ними поступали незатейливо - отправляли к ближайшему Гипнотику, который вкладывал им в мозги ложную память, и счастливцы уходили в Большой мир, начисто позабыв о своем провалившемся Великом Предназначении. Ну, видели порой странные сны, так мало ли что кому приснится?     Прохоров ждал дня Преображения столь же страстно и исступленно, как и прочие Адепты. Но по совсем другой причине: он жаждал провала.     День Преображения был обставлен с присущей всем традициям Общества дешевой помпезностью: было в избытке мантий, плащей, шпаг, орденов непонятных государств и регалий невнятных достоинств. Прохоров в очередной раз дивился на способность авторитетов раздуть любое действие до абсурда: казалось бы, что может быть проще и тривиальнее, чем процесс проглатывания заветного снадобья и запивания его водой? Так нет же, воду надо было хлебать непременно из какого-то исторического кубка... Неизвестно, когда его последний раз мыли. Прохоров брезгливо поежился, припомнив железистый вкус той водички.     Увы и ах! И тут бедному Прохорову не подфартило. Он проснулся поутру после Преображения с жуткой головной болью, тяжестью в желудке от несвежей воды и способностью видеть сквозь стены. А порой он даже мог видеть внутренности человека. И в том, и в другом случае зрелище было всегда неинтересным, а подчас и просто неаппетитным.     Еще полгода ушло у Прохорова на получение человеческой специальности. После мутных наук Общества изящество искусства замешивания теста и выпечки хлебобулочных изделий потрясло молодого Васю своей надежностью и очевидной пользой. А уж курс научного коммунизма в той его части, где говорилось о преимуществе социалистического строя перед капитализмом, он вообще усвоил за один день. У него даже мелькнула крамольная мысль, что эти преимущества придуманы ровно по тому же принципу, что и обоснования Содержания в Секрете Рецепта Парацельсия. Во всяком случае, доводы были столь же расплывчаты и противоречивы.     Авторитеты и лично шеф не скрывали своего удивления, когда Наблюдатель блестящих способностей Прохоров выбрал для своего обитания скромное Подмосковье.     - Там же ничего не происходит! - говорили они и качали головами.     - А вдруг! - ярился в своих возражениях юный талант. - А вдруг произойдет, а у нас фланги не прикрыты! Фланги - крылья победы, - цитировал он то ли Устав, то ли известного спортивного комментатора Озерова. А сам думал про себя: "И очень хорошо, что ничего не происходит... Хватит с меня".     Прохоров без труда получил скромную должность на кафедре в Подольском Пищевом и с жаром принялся за работу. Если бы не способность видеть сквозь стены, он бы забыл свою монастырскую юность в Обществе, как страшный сон.     Скоро нагрянула и его единственная, светлая и бескрайняя любовь. Он полюбил свою будущую жену с первого взгляда, едва увидел ее, в застиранном халате вишневого плюша, выносящей мусорное ведро. Жена его, женщина ровного, легкого, незлобивого нрава, не раз посмеивалась над романтичностью своего благоверного. "Ну это ж надо, - любила рассказывать она своим приятельницам, - Васенька в честь того старого халата меня теперь все время заставляет носить вишневый плюш". Но ни к каким семейным раздорам пристрастия Прохорова не приводили.     Василий Дмитриевич был просто, тихо и потаенно счастлив. Он прекрасно знал, что его считают скучным тупицей, который тратит свою жизнь на закручивание рогаликов. Дескать, и полета воображения у него нет, уткнется в свои рогалики и по сторонам не смотрит. Или окружит себя дымом в курилке и сидит там. Думает, мыслитель... И никто и понять не мог, как тоскует Василий Дмитриевич по простому человеческому одиночеству, чтобы поднять глаза - а вокруг никого. И он поднимал глаза в такой надежде - а вокруг были люди, люди, люди в разных комнатах. И только кабинет директора был обит плюшем. Вишневым.     И так Прохоров расслабился в своей провинции, что проворонил. Что греха таить - проворонил открытие парацельсия. И кем? Сережкой Меренковым, обычным ассистентом кафедры. Ничего-то в нем такого гениального не наблюдалось - ну упорен, ну усидчив, но не более!     Тут Прохоров покачал головой... Себя не обманешь, Василий Дмитриевич, знал ведь ты, вокруг чего Меренков крутится... Статьи Терьена у него на столе еще пару лет назад заприметил. И не стал докладывать куда следует. Во-первых, потому что было тебе, Василий Дмитриевич, это довольно-таки безразлично, а в меренковский успех ты не верил. А во-вторых - и это главная причина - тебе было неохота связываться с Обществом. Это не по телефону скорую помощь вызвать. Пришлось бы, как всегда, в полутемном зале, где пахнет плесенью, долго отвечать на какие-то ритуальные вопросы: "Кто ты? - Тот, кто нашел путь... - С чем ты пришел? - С тем, что завещано мне по праву Дара". Пока до сути доберешься - забудешь, с чем пришел.     Короче, махнул Прохоров рукой на меренковские исследования, и в сторону меренковской лаборатории старался даже не смотреть. Утомительно это. И только иногда просыпался среди ночи в каком-то странном беспокойстве - срочно бежать, доложить, рассказать, иначе случится что-то страшное... Пару раз он даже вскакивал - но полусонный голос жены "Вась, ты что?" отрезвлял его, и он снова ложился, и как ни странно, сразу засыпал...     О том, что Меренков добился успеха, Прохоров догадался во время отлова белой крысы. На какую-то долю секунды он заглянул крысе в глаза... и все понял. Не крыса это была, а существо, прошедшее Преображение. Уж как он, Прохоров, давил тогда на их партейную истеричку Лидию Петровну, чтобы крысу уничтожили. Не получилось.     Пришлось немедленно докладывать авторитетам. Как водится, почти час занял ритуал. Потом Прохоров коротко - за три минуты - изложил суть проблемы. Авторитеты поерзали на своих деревянных тронах, и один из них вяло поинтересовался, было ли животное пушисто. Аудиенция была окончена, но Прохоров точно знал, что он еще получит нагоняй. Нагоняя он не боялся. Ну попеняют, ну переведут еще куда подальше... Может, оно даже и к лучшему.     И в то же самое время зрела у Прохорова бунтарская мысль. А может, это шанс? Шанс разом избавиться от этого надоевшего Общества с его мутными целями и сомнительными идеями. Где оно было, это Общество, когда полмира было втянуто в войны? Знаем, где оно было, - наблюдало и делало выводы. Выводы о неготовности человечества познать истину. А также о несовершенстве человеческой природы. Прохоров остервенело сплюнул. Тоже мне, устрицы, возомнившие себя центром Вселенной. И снова беспокойство охватило его - что же это я? Я ведь всего лишь Наблюдатель, и даже не знаю толком о действии парацельсия. А вдруг открытие Меренкова действительно грозит катастрофой? Разве можно порывать с Обществом, тем более теперь, когда от меня, возможно, зависит все...     Но и торопиться не стоит. Будет еще время решить. Потом... А пока Меренкову надо бы помочь. И для начала - всучить ему плюшевые гардины из подсобки. Они там давно валяются, с тех пор как директор интерьер обновлял.

Антон поехал к Абдурахманову за билетом сразу после работы. Сам Абдурахманов был еще в больнице, и дома у него Антон застал только тещу, усатую и гостеприимную до невозможности.     Узнав, что Антон "с работы", она всплеснула руками и буквально затопила его подробностями случившегося - и как она всегда говорила, что надо провериться, и как Ульфатик стал "желтый, как айва", и как долго не ехала скорая, и какие в больнице хорошие, ученые "дохтура", а вот нянечки грубые, просто беда... Одновременно с ниагарой слов она теснила Антона на кухню, где ему и был подан крепчайший чай в пиале и какие-то невероятно вкусные пирожки с мясом в совершенно несметном количестве.     Наконец Антон сумел вставить слово насчет билета.     - Вай-мэ, какой билет, зачем билет, Ульфатик больной, совсем больной, не может ехать, выйдет из больницы, дома лежать будет...     - Фатима Гайнановна, он и не поедет, я вместо него поеду...     - Ай, хорошо, правильно, помогать надо, ты им все расскажи! Скажи, он совсем заболел, такой желтый был и за живот вот так вот держался, а скорая говорит: оп-педни-цит, как может ехать?     В попытках добиться билета Антон совсем изнемог, он с трудом дышал от пирожков и чувствовал настоятельное желание скормить абдурахмановской теще драгоценный кристаллик брейнорина. И тут пришло спасение: из хорового кружка явилась абдурахмановская дочка, черноглазая серьезная пятиклассница. Она в момент уразумела проблему, позвонила матери на работу, получила инструкции и выдала Антону вожделенный билет...     Отяжелевший Антон, как опоссум, сполз по лестнице и погрузился в автобус, шедший к авиакассам. Всю дорогу он спал стоя.     В кассе тоже пришлось потрудиться, уговаривая переоформить билеты на себя - девушка требовала непременного присутствия абдурахмановского паспорта:     - А откуда я знаю, мужчина, вдруг завтра этот Абдурахманов придет жаловаться?     - Ну что вы, милая девушка, - Антон напряг все свое мужское обаяние, - не придет он, в больнице он, и паспорт с ним, а доклад мне передали. Наука не должна останавливаться... А знаете, мне кажется, я вас где-то видел, это не вы были позавчера в консерватории на концерте Генделя? Настоящих ценителей ведь сразу видно! Что вы делаете после работы?     Польщенная девушка, пределом мечтаний которой явно были "Голубые гитары", растаяла, и... наконец билет был переоформлен.     Изнемогший от всех этих битв и поездок в переполненных автобусах Антон, чувствуя, что еще немного - и он сам сожрет кристаллики, чтоб хоть как-то прийти в себя, дополз до дома и упал. Вечер пропал для науки...