Василий Дмитриевич Прохоров узнал о невероятных событиях, произошедших в институте, одним из последних. "Вот ведь угораздило поехать с отчетом именно сейчас, когда появляются какие-то муравьи, и вообще все выходит из-под контроля", - подумал он, когда молоденькая лаборантка Леночка взахлеб пересказывала ему последние новости.     - Ах, вы представляете, Василь Дмитрич, муравьи, целая толпа муравьев, напали на Валю и чуть не съели! Да-да, величиной с собаку, не меньше! Ну, это, наверное, враки, но с крысу так точно, мне Сонька из вычислительного рассказала, а она сама видела. Ну, или не видела, Сонька вечно привирает, да и помадой сегодня какой-то слишком яркой намазалась... Ой, извините, Василь Дмитрич, отвлеклась, ага, о муравьях - величиной с собаку, как набежали - и прямо на Валю, а она от них шваброй отбивалась, а потом спряталась за шторку, так вот, муравьи как на эту шторку попали, так сразу и попадали замертво, просто волшебство какое-то, как в сказке, я так люблю сказки, особенно про животных...     И так далее, и так далее, обычная женская трескотня. Из всего этого Прохоров привычно извлекал крупицы ценной информации: муравьи вели себя странно - действовали четко и целенаправленно, а потом почему-то испугались плюшевой шторы. Про плюш пришлось специально уточнять и выслушивать длинную историю про похожую старую штору в квартире тети: "такая безвкусица, ну вы понимаете, Василь Дмитрич". Вывод мог быть только один - парацельсий, все совпадало. Не так-то прост оказался Сергей, не ограничился он тремя крысами, теперь масштабы происшедшего оценить было сложно, но все это попахивало настоящей катастрофой. И виноватым окажется он, Прохоров, Наблюдатель, под самым носом которого заварилась эта каша.     "Думай, старик, думай, - сказал он себе. - Ситуация накаляется. Пойдем с новым докладом или пусть оно себе и дальше катится в тартарары? Если доложить - пришлют целый полк Наблюдателей и Гипнотиков, всех с отпусков сорвут, случай-то серьезный, даже беспрецедентный. О спокойной жизни можно уже и не мечтать, устранение последствий наверняка затянется на долгие годы, возможно, и всей жизни не хватит. А что, если не докладывать?"     Такая крамольная идея посетила Прохорова впервые. Вот так просто, взять и не сообщать, будем и дальше делать вид, что ничего не происходит, авось все как-нибудь само рассосется, сколько там эти муравьи живут? И нечего беспокоиться. Крысы пойманы, парацельсий, как его заверили, Сергею больше получить не удастся, а муравьи - ну что они могут значить на самом деле, так, мелочь, их уже передавили небось половину, а остальных в ближайшие дни передавят. Конечно, это полностью противоречило его прямым обязанностям Наблюдателя, но в конце концов именно для того ему и дана голова, чтобы оценивать, что стоит сообщать, а что необязательно, иначе канцелярия Общества давно бы рухнула под кипой отчетов и наблюдений. Да, да, именно так - Прохоров испытал огромное облегчение - он вовсе и не идет против Общества. Ему, как и всем Наблюдателям, даже читали специальный курс лекций о важности разумного использования времени аналитического отдела, который не должен обращать внимания на разные глупости. Кстати, это веяние нового времени, еще около полувека назад, как сообщалось на других лекциях, Наблюдатель получал специальную гипноустановку, заставляющую его сообщать все, что выходит за рамки обыденного, но в итоге этот метод был признан неэффективным. И правильно, да здравствует свобода выбора! Теперь вот только бы понять, как ее разумно использовать...     Прохоров прекрасно помнил, как все начиналось, как он впервые попал в Общество. Однажды, ему было тогда лет десять, его отец обратил внимание на игру, в которую Вася Прохоров так любил играть с друзьями. Кто-нибудь в противоположном углу комнаты показывал картинку, а маленький Вася должен был подробно ее описать, включая самые мелкие детали. К удивлению приятелей, он почти никогда не ошибался, а ведь никто из них с такого расстояния не мог различить и крупных деталей, не говоря уж о мелочах. В общем, однажды Дмитрий Владленович Прохоров обнаружил своего сына за этим занятием. К удивлению Васи, его не похвалили и не назвали умницей, а взяли за руку и увели в другую комнату, строго наказав никогда больше этим не заниматься, а приятелям рассказать, что это не фокус, а на самом деле он все эти картинки запомнил заранее. Вася хотел возразить, что отец сам всегда учил его, что врать нехорошо, но взгляд родителя не сулил ничего доброго, так что пришлось подчиниться. Приятели как бы посмеялись над шуткой, кто-то даже поинтересовался, каким образом можно запомнить так много картинок, но все выглядели разочарованными и быстро разошлись по домам. А вечером к ним в гости пришел дядя Лева, папин друг. Васю рано отправили спать, но он уже давно навострился подслушивать разговоры взрослых, так что, привычно прислонившись к стене, он лежал, прислушиваясь к голосам в гостиной.     - Лева, давай не будем ходить вокруг да около, - это был голос отца. - Когда Вася родился, ты сказал, что если я замечу что-то неожиданное и странное, какие-то способности, немедленно обращаться к тебе. Что ты имел в виду?     - Ну ты же знаешь, у меня большие связи, - громовой бас дяди Левы можно было услышать из соседнего дома, не то что из соседней комнаты. - У меня в приятелях директора почти всех московских спецшкол, некоторые из них даже не дураки выпить. Вот я и подумал, что ежели твой пацан окажется одаренным, так я его легко пристрою куда-нибудь, даже заранее договорился, на всякий случай.     - Все-таки это странно, ты не находишь? Почему у него должны были быть какие-то способности? Я - простой инженер, звезд с неба не хватаю, моя жена - обычный ухо-горло-нос, тоже, вроде бы, не гений. А сын, значит, должен непременно быть одаренным?     - Ты понимаешь, Димка, ну хотелось очень твоего пацана пристроить. Я же старый холостяк, твой сын мне как родной будет. А тут такие связи - и все зазря пропадает! Они мне под водочку часто говорили, что если моему будущему ребенку понадобится хорошая школа, чтоб я не стеснялся. А я им объясняю, что не женат даже, да и не собираюсь, а они мне - ну тогда детей друзей приводи. В общем, сам понимаешь, запало мне это в душу. А в чем дело-то?     - Да вот, застал я его сегодня...     Дальше отец рассказал о произошедшем, потом в разговоре пошли какие-то странные и незнакомые Васе слова: телепатия, сверхчувствительность, дальнозоркость, и он не заметил, как заснул, даже не поменяв позы. И вот через месяц дядя Лева взял его за руку и повел, как сказали родители, "на экзамен в школу для умных детей". Мама почему-то нервничала, а отец как-то странно на него смотрел и все порывался пойти с ним, но дядя Лева очень твердо сказал, что это только помешает, потому как его там знают, а вот отца - нет, могут возникнуть, как он выразился, "непредвиденные эксцессы". В результате родители остались дома, дядя Лева, если это было нужно, всегда очень хорошо умел убеждать.     Разумеется, тогда Вася не знал, что этот милый друг отца, большой басистый дядя Лева на самом деле Наблюдатель из Общества и что одной из его задач был поиск потенциальных Адептов, то есть детей, у которых наблюдались необычные способности, именно они и считались подходящими кандидатами.     По дороге они большую часть времени молчали, только иногда дядя Лева его успокаивал, говорил, что это совсем не страшно и даже очень весело. Они ехали на метро, потом еще трамваем, маршрут не сохранился в памяти Васи, может, это было последующим внушением Гипнотика, а может быть, возбуждение от происходящего мешало сосредоточиться, Прохоров затруднялся сейчас сказать.     В конце концов они оказались перед большим белокаменным домом с колоннами, деревянной дверью и табличкой "Школа номер 211". Войдя внутрь, Вася увидел пять таких же пар: мужчина или женщина с ребенком примерно его возраста. Дядя Лева кивал и пожимал руки направо и налево, создавалось впечатление, что у него здесь было много знакомых. Дети жались к своим провожатым, да это и понятно - все вокруг незнакомо: и люди, и место. Вася тоже вцепился в руку дяди Левы и не выпускал ее, пока их не привели в большую комнату, скорее даже зал, с удобными красными стульями, портретом Ленина на стене, небольшой сценой и ядовито-зеленой дверью прямо за ней. Человек в сером костюме, лица которого Вася тоже не запомнил, по очереди называл имена, и ребята один за другим проходили в зеленую дверь, только почему-то никто из них не возвращался обратно. Дошла очередь и до Васи и он, подбадриваемый дядей Левой, который все время говорил ему не бояться, и что "все будет хоккей", тоже пошел по пути, который все больше и больше пугал его.     Неожиданно он оказался в огромной комнате, освещенной факелами. Обстановка напоминала какой-то замок из фильма про рыцарей: по углам доспехи, на стенах щиты, а в центре комнаты - человек, одетый во все черное. Только сейчас Вася заметил, что он не один - вокруг и все остальные дети из первой комнаты. "Вот почему никто не возвращался, - подумал он, - все просто собирались здесь и ждали, ничего страшного". Человек в черном сказал, что они находятся в лабиринте, который им предстоит пройти. Не нужно ничего бояться, просто идти и искать выход, там будет надпись красной краской. Все, кто сможет пройти лабиринт, зачисляются в школу, вот так просто, никаких заумных примеров на дроби, которых так боялся Вася. Вместе с остальными он прошел узким проходом и оказался в разветвленном помещении, коридоры уходили в разные стороны и казались совершенно одинаково серыми, как будто нарисованные карандашом. Человек в черном куда-то пропал, а ребят вокруг стало меньше - часть из них сразу устремилась по коридорам в разные стороны. "И чего, на самом деле, время-то терять? - решил Вася. - Раньше начну - раньше закончу, еще успею на "Клуб знаменитых капитанов" в 3 часа". Но его уверенность не продержалась и пяти минут - на первом же повороте поджидал сюрприз...     Это было страшное чудовище, с бычьей головой и рогами, а все остальное тело было человечьим, но очень крупным и страшным, и чудовище смотрело прямо на него! В руках существо держало громадный топор и на нем два лезвия! "Минотавр, - ужаснулся Вася, - я же про это читал: в лабиринте живет минотавр! Он людей ест!" Его охватила паника, он совсем уж было побежал без оглядки, но в последний момент взгляд наткнулся на что-то странное в гигантской фигуре, что-то в ней было не так. Он не успел рассмотреть, что именно, потому что какой-то парень рядом с ним заорал и бросился бежать. Минотавр, оттолкнув застывшего Васю, устремился за несчастным, в два прыжка догнал его, одним ударом топора разрубил его тело надвое и принялся жадно пожирать, не обращая больше ни малейшего внимания на окружающих. Недолго думая, Вася со всех ног побежал в неизвестном направлении, только бы скорее оказаться как можно дальше от этого места.     Все происходящее напоминало кошмар: появлялись кентавры, драконы, даже гидра с восемью головами, но каждый раз зрение выручало Васю - у всех этих чудищ был какой-то незаметный недостаток, рассмотреть его было невозможно, но секундной паузы хватало на то, чтобы страшилище нашло себе другую жертву. Как и почему это происходило, Вася не знал, но ему было и не до того – он шел как во сне, пытаясь как можно скорее покинуть это страшное место. Иногда он находил растерзанные трупы, иногда оторванные руки и ноги, иногда пятна крови на полу или на стене. Хотя ему казалось, что он ходит кругами, Вася постоянно отмечал какие-то знаки, указывающие ему направление: стрелку на стене, подобие дорожки на полу, далекий свет... После долгих блужданий он наконец-то увидел красную надпись "Выход", намалеванную чем-то похожим на кровь, и побежал туда, не обращая больше внимания на чудищ и трупы и сосредоточившись только на одной цели - горящих буквах, обещающих спасение. Проскочив с разбега красный занавес, который обнаружился прямо под надписью, Вася внезапно оказался в небольшой комнате, где за столом сидел уже знакомый ему человек в сером костюме, хотя, может быть, это был и другой человек, лиц он так и не смог запомнить.     - Гады! Фашисты! - закричал он. - Там убивают, там чудовища, а вы тут...     - Никто не погиб, - спокойно сказал человек, и Вася почувствовал, что страх и напряжение покидают его. - Это все происходило только в твоем сознании. Ты прошел испытание, и теперь ты - Адепт Общества Парацельса.

И тогда, и позднее Прохоров не раз думал о том, как бы сложилась его жизнь, если бы отец не застал его тогда за любимой игрой или, по крайней мере, отклонил бы предложение дяди Левы. В конце концов, мало ли что могло случиться? Он, Вася, мог бы и заболеть, мог, в конечном итоге, не выдержать испытания... Главное, что тогда бы он не стал Адептом, остался бы в своей старой школе и был бы, как все... Или все-таки не был? Ведь и в школе тоже могли обратить внимание на его способности, и тогда... Кем в таком случае стал бы несостоявшийся Адепт Прохоров В.Д.? В какую организацию был бы он в конечном итоге завербован? И чем бы он занимался сейчас? Кого бы пришлось ему выслеживать?     Прохоров недовольно поежился. Да что же это за жизнь такая? Почему обладание незаурядными способностями означает, что тебя непременно куда-нибудь завербуют? Почему таким, как он, суждено всю жизнь быть связанными если не Великой Клятвой Преображенного, то каким-нибудь там "обязательством о сотрудничестве" и "подпиской о неразглашении"? Почему он не может жить как все?     Он взял еще одну сигарету, закурил и, уже по привычке, поднял глаза - только для того, чтобы в очередной раз убедиться в том, что вокруг него люди… Люди в разных комнатах... И крыса... Да-да, где-то там, за стенами института, в скверике, бегала толстенькая белая крыса. Эта крыса, мало того что была очень похожа на тех, которых поймали в институте неделю назад, так еще и вела себя как-то странно - то кувыркалась, то стояла столбиком, дрыгая передними лапами, то выделывала еще какие-то акробатические трюки.     - Не понял, - сказал Прохоров сам себе и, встав со стула, подошел к стене, точно эти два-три шага могли что-то изменить.     Крыса по-прежнему кувыркалась себе на травке. Подкараулив шагавшего по аллее прохожего, она встала на задние лапы и, кажется, показала ему язык (прохожий, впрочем, ничего и не заметил), затем, все так же на задних лапах, она прошла метров пять и, опустившись, наконец, на четыре лапы, вновь принялась кувыркаться.     - Ну и ну, - подытожил Прохоров. Больше он ничего не мог сказать, да и незачем. И так понятно - парацельсий. Но как же так, ведь крыс было три, и все они... Вернее, поймана только одна крыса, другую потом подменили, третья погибла - так, по крайней мере, утверждали Наблюдатель и Гипнотик, которым следовало ее поймать. Выходит, они ошибались, и третья крыса - вот она, тут, кувыркается себе, жива и здорова? Или же та крыса все-таки погибла, а эта - какая-то лишняя, скажем, запасная? Нет, лишняя, скорее всего, та серая крыса - Наблюдатель. Она тут явно не к месту. А вот эта, только что обнаруженная крыса - скорее всего и есть номер три из той самой партии. Но откуда в таком случае взялась серая?     Прохоров выбросил сигарету и вышел из курилки. Теперь уже нечего было и думать о том, чтобы делать вид, будто ничего не происходит. Муравьи - еще куда ни шло, но крыса - это серьезно. Если шеф узнает, что он придержал такую информацию - это может плохо кончиться. Значит надо ехать, причем прямо сейчас; дежурный Гипнотик позаботится о том, чтобы его отсутствие осталось незамеченным…     Проходя мимо лаборатории, где обычно работал Меренков, Прохоров не смог удержаться от того, чтобы подсмотреть, чем же тот занимается. Оказалось, Сергей, вместо того чтобы улучшать кондитерское тесто, старательно пишет в общей тетради, извергая мысленно такие фиоритуры, каких от него никто и никогда не слышал. Бормотал же он при этом полную невнятицу вроде:     - 50 миллилитров на протирку лазера... 30 миллилитров на заправку самописца... 40 миллилитров в термометр...     Прохоров уже хотел было уйти, как вдруг его взгляд упал на небольшой аквариум на окне. Увидев, что произошло с рыбами, он чуть не застонал. Опять парацельсий!     - Да, дружище, заварил ты кашу... - мысленно обратился он к Меренкову. - Расхлебывай теперь...     Стараясь ни на чем больше не задерживаться взглядом, Прохоров устремился к выходу...

- Васенька, собирайся, нас ждут, - услышал Прохоров голос жены.     - Кто ждет? - осведомился он, отрываясь от телевизора.     - Марина с Вадиком, - был ответ. - У Марины сегодня день рождения!     Этого еще не хватало! Ходить в гости он не любил. После целого рабочего дня и вынужденного созерцания массы людей в их кабинетах и лабораториях ему вовсе не хотелось снова оказываться в помещении, полном людей. И это не говоря уже о том, что о вишневом плюше в тех домах даже не помышляли, следовательно, соседние квартиры будут отлично просматриваться сквозь стены; а ведь если хозяева еще хоть как-то готовились к приему гостей, то об их соседях этого не скажешь… Один неосторожный взгляд - и вот тебе пожалуйста, весь быт соседей, со всеми подробностями, как на ладони. Прохоров брезгливо поморщился - хоть завязывай себе глаза вишневым плюшем перед тем как идти в гости...     Тем не менее он никогда не отказывался. Это было частью неписаного соглашения с женой; уступка, на которую он был вынужден пойти, взамен на обещание супруги носить вишневый плюш. Не стал он возражать и на этот раз. Выключил телевизор и принялся собираться, краем уха прислушиваясь к рассказу жены о том, как она обегала весь город в поисках подарка и что в конце концов нашла.     Впрочем, на этот раз все получилось как нельзя лучше. Во-первых, по какой-то счастливой случайности соседей не оказалось дома, свет у них не горел, так что ни соседи, ни их квартиры не мозолили Прохорову глаза. Во-вторых, Марина, наслушавшись рассказов жены Прохорова о том, как Василий Дмитриевич не любит ходить по гостям, потрудилась на совесть и устроила гостям настоящий пир - к величайшему удовольствию не одного только Прохорова.     Вкусный ужин способствовал приятному настроению и непринужденной дружеской беседе. Гости нахваливали угощение, поздравляли именинницу, провозглашали тосты...     - Да врешь ты все! - раздался вдруг детский голосок из-за стены.     - Ничего я не вру! - ответил ему другой.     Марина, точно ужаленная, вскочила со стула и бросилась в соседнюю комнату. Прохоров без труда разглядел, что спорили дети именинницы. Тот, что помладше, пытался рассказать что-то старшему брату, но тот ему не верил. Голоса за стенкой не утихали:     - А то я Генку не знаю! - возражал старший. - Тоже мне выдумал - ничего не спросит и пятерку поставит! Враки это все!     - Денис, а ну немедленно прекрати! - потребовала ворвавшаяся в комнату Марина.     - А чего Колька тут враки сочиняет? - наябедничал Денис.     - Ничего не враки! - возразил Колька. - Помнишь, у Гришки была заграничная монета?     Марина, разумеется, не стала выслушивать историю о Гришкиной монете. Прикрикнув на детей и потребовав от них вести себя потише, она вернулась к гостям. Но Прохорова эта история почему-то заинтересовала, и он стал прислушиваться к разговору за стеной, благо дети болтали достаточно громко.     Из рассказов Кольки выходило, что его одноклассник Генка, переболев ветрянкой, вдруг резко поумнел и смог в кратчайший срок выучить чуть ли не все на свете. За несколько дней он буквально разорил товарищей, предлагая и выигрывая всевозможные споры. Потом, когда никто уже не хотел заключать с ним пари, Генка пошел ва-банк. Он предложил Гришке поспорить на ту самую монету (о ней было сказано, что не только дети, но и никто из взрослых не мог определить ее происхождение и достоинство), что учительница математики вызовет его сегодня к доске и поставит пятерку, так ничего и не спросив. В случае поражения Генка обещал отдать все, что выспорил у ребят в последнее время.     Гришка, конечно же, не сомневался в том, что учительница математики непременно вызовет Генку. Пятерка по математике тоже особых сомнений не вызывала - в том, что внезапно поумневший Генка сможет ответить на любой вопрос, уже никто не сомневался. Но пятерка, поставленная ни за что - это было слишком даже для Генки. Гришка решил, что он ничем не рискует. И проиграл.     Описывая эту Генкину пятерку, Колька разыграл небольшой моноспектакль, представляя попеременно то Генку, то учительницу, то ребят. Он показал, как учительница вошла в класс, и как она вызвала Генку, как тот вышел к доске и вытаращил глаза на "математичку", после чего та и заявила, что не намерена терять время на задачу, а сразу же поставит Генке пятерку...     Колька говорил так убежденно и рожи корчил так натурально, что ему поверил даже Денис. О Прохорове и говорить нечего - он-то с самого начала понял, что ребенок не фантазирует. Пересев поближе к стенке и стараясь не обращать на себя внимания компании, он внимательно слушал Колькин рассказ. И вывод напрашивался только один - опять парацельсий. Вывод казался абсурдным - откуда у Генки парацельсий? Меренков ему дал? Это исключено, не будет же Сергей и в самом деле испытывать свой препарат на детях... Что же тогда? Каким образом этот балбес вдруг стал Гипнотиком, обретя заодно и некоторые способности Мнемоника? Забрался тайком в лабораторию? Ну, это вообще ни в какие ворота не лезет. Кто бы его туда пустил? Хотя нет, стоп... О каком это мальчишке говорил тогда Николай Сергеевич? А ведь это было в тот самый день, когда в институте обнаружили крыс...     Прохоров старательно восстанавливал в памяти события того дня. Нет, никакого мальчишки он тогда не заметил. Все было в порядке где-то до половины двенадцатого, потом появилась первая крыса, затем, спустя около получаса - вторая... Вот тогда-то Николай Сергеевич и вспомнил, что утром он видел какого-то стриженого мальчишку. Тогда еще думали, что это мальчишка принес крыс в институт. Выходит, он забрался в лабораторию и попробовал парацельсий... Впрочем, с чего бы это? Не дурак же он, в конце концов, чтобы вот так вот взять да и отхлебнуть из пробирки. Должен же он все-таки понимать, что там, в пробирках, не морс и не компот... "Надо бы поговорить с этим Генкой, Общество, конечно, тоже им заинтересуется..."     Тут он снова вспомнил свой первый день в школе Адептов. Вспомнил, как он шел туда с дядей Левой, не подозревая, что ему не позволят вернуться обратно. Теперь и он, в свою очередь, отведет Генку по этому пути - туда, откуда ему уже не будет дороги назад.     Прохоров вздрогнул. Неужели ему суждено продолжить эту зловещую традицию? Неужели это затхлое, пыльное Общество погубит Генкину жизнь так же, как они когда-то загубили и его? Причем погубит с его помощью... Нет, он в этом участвовать не будет. Генка и так уже навсегда искалечен Преображением; обретенные им способности станут со временем его проклятьем. Но им же и этого мало. Вместо того, чтобы помочь несчастному ребенку, они заберут его к себе в Цитадель, начнут исследовать, разлучат с родителями и друзьями... Нет, он им в этом не помощник!     Да, заварил кашу этот Генка. И все-таки, - решил Прохоров, - надо будет его предупредить, чтобы не лез на рожон и не спешил демонстрировать свои способности, не то живо очутится в Цитадели. И чтобы не вздумал больше никого гипнотизировать. Тоже мне, Вольф Мессинг выискался!     - Вася, что с тобой? - услышал Прохоров голос супруги, не на шутку испугавшейся при виде его исказившегося лица.     - Анечка, все в порядке. Я просто устал. Пошли домой?

- Как же Генка попал в институт? Кто его привел? - ломал голову Прохоров, вышагивая рядом с женой по дороге к дому. - Ну ладно, кто привел, может быть, и не так важно сейчас, чей-нибудь сын или младший брат. Выясню вот его фамилию...     Фамилию узнать было просто. Еще в гостях, пока жена извинялась перед хозяевами за ранний уход, Прохоров зашел в туалет, где ему никто не мешал сосредоточиться, и через две стенки вгляделся в детскую комнату. Ему повезло - дневник ученика 5 "В" класса 11 школы Николая Мартынушкина валялся прямо на столе. А в школе есть классный журнал, где записана и фамилия, и домашний адрес, и данные о родителях.     Или может, завтра с утра подкараулить Генку у школы? Одиннадцатая совсем рядом, два квартала от института... Прохоров вдруг усмехнулся, вспомнив, как Меренков уверял, что отнес крыс в сорок пятую школу. Такой школы в Подольске не было - в обязанности Наблюдателей входило, в частности, и подыскивать кандидатов в Адепты, так что все школы, сады, ясли и детские клубы Прохоров знал наизусть. Правда, ни одного Адепта он так и не нашел - ну не было в Подольске талантов, что поделаешь...     Значит, кто-то в прошлый вторник утром привел Генку в институт. А что делал утром Меренков? Тогда Прохоров еще не наблюдал за ним. Общую хронологию он восстановил - синтез Сергей проводил наверняка в те выходные, в понедельник днем ездил в Москву за крысами, тогда же дал им парацельсий, в институт уже, видимо, не возвращался - по крайней мере, до восьми вечера его там не было - отвез крыс домой, а утром притащил их на работу - не хотел, очевидно, оставлять без присмотра. Правда, сам Прохоров крыс утром не видел - так и не приглядывался ведь, занятий у него в тот день не было, как пришел, сразу занялся рогаликами. А вот у Меренкова была вторая пара, это точно! Лабораторию он обязан был закрыть на ключ, но в угаре своего успеха мог обо всем забыть... И тут Генка. Наверняка и крыс он выпустил. Кстати, вот и объяснение: обнаружил клетку с крысами, случайно открыл, испугался, заметался по лаборатории, может, поймать их пытался, перевернул пробирку или колбу - что там у Меренкова было - парацельсий выплеснулся в аквариум...     О-па! А ведь, пожалуй, так оно и есть: и рыбы, и муравьи - это дело рук Генки, а вовсе не Сергея! Пить раствор он бы, разумеется, не стал, а вот пролить, выплеснуть то, что осталось, за окно, а потом, так и не помыв рук, полакомиться каким-нибудь плодово-ягодным, точнее, фруктово-ягодным мороженым - это вполне вероятно... И серая крыса-Наблюдатель тоже случайная жертва...     - Ключи у тебя? Вася! Да что с тобой сегодня? Ты не заболел?     - А? - Прохоров тряхнул головой. Оказывается, они уже дошли до дома. - Вот, возьми. Ты иди домой, я прогуляюсь еще чуток. Голова раскалывается... Нет, я не пью таблеток, ты же знаешь. Погуляю полчасика, все пройдет...     А ведь получается совсем плохо! Даже не зная ни о каком Генке, Прохоров недоумевал, чего это Меренков вздумал раздавать парацельсий направо и налево. Ладно бы еще рыбки в аквариуме, но муравьи? И мысль о постороннем вмешательстве рано или поздно пришла бы ему в голову. А значит, придет и им. Тем более, им проще, подошлют Гипнотика-телепата - и поймут тут же, что никаких муравьев Меренков знать не знает... И начнут искать, кто еще имел доступ, причем здесь, в Подольске... Мальчишку вычислят мгновенно!     Значит, действовать надо срочно. Сначала - в школу, за журналом. Потом - домой к Генке, посмотреть хоть на него, на его семью. Время - одиннадцатый час, все уже должны быть дома, взрослые еще не спят... Дальше Прохоров пока не загадывал.

Что и как можно наблюдать через стены и закрытые шторы, было совершенно непонятно, скорей всего, это был просто пьяный, однако Сергей продолжал стоять неподвижно, потом медленно, стараясь быть абсолютно бесшумным, двинулся к скамейке. Наблюдатель или нет, но Сергея он явно не замечал. Меренков наконец достиг тени ближайшего куста и опять застыл, ожидая, пока глаза привыкнут в сумраку. И потом чуть не рассмеялся - в странном человеке он узнал Прохорова. Да, но что он здесь делает? Впрочем, он, кажется, недалеко живет. Может, ему плохо? Засиделся на работе, шел домой...     - Василий Дмитриевич, - проговорил Сергей, в ночной тишине голос прозвучал неожиданно громко. Прохоров, однако, не пошевелился. - Василий Дмитриевич!     - Кто тут? Ты?! Что ты тут делаешь?     - Я... Да вот, из института шел, на автобус опоздал уже, решил прогуляться. У вас все в порядке?     - Да, спасибо, все нормально. Задумался вот...     Задуматься действительно пришлось. Что Меренков здесь делает? Случайно ли пришел к этому дому? Впрочем, сейчас и выясним.     -... О жизни... Дружок у меня был, в школе вместе учились, Санька Вяльцев такой. В этом вот доме жил. Учился лучше всех, на гитаре играл, девчонки все по нему страдали. Да... Спился, женился на какой-то лахудре, а потом вообще исчез...     Неся эту чушь, Прохоров внимательно наблюдал за Меренковым. Жаль, телепатия не относится к способностям Наблюдателей, мысли Сергея были ему недоступны, но улавливать эмоции он мог. На фамилии Вяльцев - вспышка тревоги. Значит, знает. Интересно, что именно?     Меренков помог сам:     - Вяльцев, Вяльцев... Знакомая фамилия, совсем недавно слышал ее. Ах, ну да, про мальчика...     И Сергей принялся излагать то. что услышал в первый раз от Насти, просто как забавный и не очень-то правдоподобный случай. Если Прохоров знаком с семьей, может, удастся вытянуть из него какую-нибудь полезную информацию.     А Прохоров слушал, поддакивал, дивился, со своей стороны стараясь понять, что же здесь правда. Похоже, правдой было все, то есть именно так Меренков узнал про Генку, а если до этого он обнаружил, допустим, пропажу части парацельсия и следы чужого присутствия, то и связал одно с другим. Как бы вызвать его на большую откровенность? А если попробовать в лоб? Риска-то никакого, говорить можно почти все, что угодно, Сергей никогда не заподозрит правду. С его точки зрения, Прохоров - скучный занудный тип с одной мозговой извилиной в форме рогалика...     - А это не ты к мальчонке руку приложил?     - Вы о чем?     - Да о снадобье твоем, что ты там изобретаешь, да ты не хмурься, весь институт знает, что не над тестом ты работаешь да ночами сидишь.     - Не понимаю, Василий Дмитриевич, о чем вы. Весь институт знает, что я работаю над диссертацией, сроки поджимают, вот и приходится сидеть по ночам.     Прохоров понял, что сболтнул лишнее. Ого, сколько эмоций! Неужели Сергей никогда никому не рассказывал о своем "брейнорине"? Правда, разговоров таких на работе он действительно не слышал, но неужели Меренков сам уверен, что ни разу не проболтался? Плохо, теперь он решит, что Прохоров шпионит, доверительного разговора не получится. А ведь еще когда собирался предупредить, шторы плюшевые посоветовать.     Но Сергей действительно никогда никому на работе о брейнорине не заикался, единственным человеком в Подольске, который что-то знал, была Настя. В остальном он придерживался старого анекдотного принципа "жене сказал, что пошел к любовнице, любовнице - что к жене": научному руководителю он говорил, что на работе текучка заела... Получается, Прохоров за ним следил, наблюдал... Наблюдал?! Прохоров - наблюдатель из Общества? Не может быть! А почему бы и нет, наверное, эти наблюдатели и должны быть такими, тихими и незаметными. Значит, они уже добрались до Генки.