В очередной раз Сергея разбудил Тито. У него давно появилась привычка громким писком требовать по утрам включить телевизор или, на худой конец, радио. При этом он корчил смешную рожицу, очевидно означавшую: "Я встал. Мне скучно! Где развлечения для умных крысок?" Однако сегодня случай был явно необычный - во-первых, за окнами ещё было темно, всё-таки по ночам Тито (после парочки строгих внушений) старался Сергею не мешать, а во-вторых, суетливые движения крысы выдавали в нём странное возбуждение. Подобно милицейским собакам из многочисленных детективов, он бегал от кровати к входной двери, разве что только не лаял.     "И на том спасибо, - подумал Сергей, одеваясь, - ещё чего не хватало - крыса-ищейка, тоже мне Шерлок Холмс новоявленный". Больно стукнувшись в темноте лбом о косяк, он проследовал за Тито. Крыса бежала уверенно, иногда останавливаясь на несколько секунд, как будто в раздумье. Очень быстро они углубились в пользующийся дурной славой район Чёрной Балки, рассказами про который местные бабки запугивали внучат. Те, конечно, ни во что не верили, но вечером, после захода солнца, туда заходить опасались, мало ли что может случиться! Обстановка действительно не вызывала приятных эмоций: тёмные, почти разрушенные временем, деревянные дома, дубы, помнящие, небось, ещё Екатерину Вторую, а то и Ивана Грозного, так и норовили преградить и без того не самую ухоженную дорогу, и, главное, никакого присутствия человека, как будто все жители, как в рассказах бабок, действительно умерли и теперь, став призраками, ищут незадачливых прохожих.     Сергей поёжился. Тито, как будто не замечая перемены обстановки, продолжал только ему известный путь, умело маневрируя в лабиринте деревьев, домов и мусорных куч. А после очередного резкого поворота перед глазами Сергея предстала настолько странная картина, что он споткнулся и чуть не упал от удивления.     На огромном пустыре стройными колоннами маршировали крысы. Их было так много, что рябило в глазах, как будто тьма серых точек непрерывно перемещалась, создавая всё новые и новые фигуры. Все они двигались на задних лапах, а в передних что-то держали. Присмотревшись, Сергей понял, что это маленькие пистолеты, автоматы и сабли, а некоторые несли даже что-то похожее на гранатомёт. "Совсем как у игрушечных солдатиков, - подумал он, - только уж очень всё реалистично". А перед строем... Перед строем, верхом на рыжей кошке, ничуть не возражавшей против такого странного сочетания, разъезжал ещё сильнее располневший Наполеон, на голове которого красовалась знаменитая треуголка! Сергей не мог поверить своим глазам, всё это казалось кошмаром. Не обращая на остальных крыс ни малейшего внимания, Тито подбежал к Наполеону и начал с ним о чём-то спорить, отчаянно жестикулируя лапками и хвостом.     - Что, Серый, красиво? - послышался знакомый голос.     Сергей повернулся и увидел Антона. Одетый в строгий серый костюм, он возился с каким-то странным агрегатом.     - Ч-что з-здесь п-происходит? - от волнения Меренков начал заикаться.     - Успокойся, старик, ничего страшного. Это, видишь ли, моя личная армия. Ну, у толстой белой крысы в треуголке могут быть на этот счёт другие планы, но мы-то с тобой понимаем, у кого здесь больше серого вещества.     - Какая армия?     - Какой-то ты, старик, сегодня непонятливый. Эти, с позволения сказать, солдаты тренируются под моим чутким руководством. И согласно решениям Съезда Партии, разумеется, - Антон громко заржал.     - Подожди, я сейчас с ума сойду! Ты же уехал в Анапу!     - Ну да, только правильнее будет сказать, что я уезжал в Анапу. Но потом меня осенила гениальная идея и пришлось срочно вернуться. Понимаешь, твою мозгокрутку только синтезировать сложно, а вот выращивать её в произвольных количествах при наличии исходного образца так же легко, как и кристаллы медного купороса. Неужели у тебя в детстве не было дома такого кристалла? Только скорость роста намного выше, буквально за час, при правильном подходе, из одного маленького кристаллика вырастает кристалл-гигант величиной с кулак.     - Стой, но откуда ты взял этот самый исходный образец? Ведь у тебя брейнорина не было!     - Как это не было? Я его, старик, уж извини, у тебя спёр. Как-то жалко мне стало весь ценный продукт на крыс переводить, вот я и припрятал одну дозу, - Антон снова загоготал.     Сергей не знал, что сказать. Всё это было настолько бредово, что не лезло ни в какие разумные рамки. Ант между тем продолжал:     - Вот в Анапе мне и пришла в голову идея выращивать кристаллы. Всё, понимаешь ли, грызла меня мыслишка, что один маленький кристаллик мозгокрутки - это очень мало, какая бы идея в голову ни пришла, тратить его жалко, может, что-то лучшее, более надёжное, придумаю. А тут один пионер нам на базу медный купорос принёс, нестандартной формой похвастаться. Вот тогда меня и осенило! Улетел срочно, первым же самолётом, обратно и немедленно поместил мозгокрутку в благоприятную среду. И она взошла, и ещё как! Никакому академику Лысенко не снилось, - веселье Антона всё больше и больше напоминало истерику. - Ну, я и выдал сразу по большой дозе всем имеющимся в лаборатории крысам, уж больно меня азарт разобрал, всё увеличивал и увеличивал порции. Думал - половина помрёт, зато остальных можно будет подробно исследовать, хоть в одной эффект да проявится. А крыс потом можно ещё достать, когда понадобятся. В общем, никто не умер, зато многие сумели сами открыть клетки и с изучающим видом забегали по лаборатории. А одна вдруг уставилась на меня и в голове какие-то картинки забегали. Оказалось, что эта самая крыса, я зову её Мессинг, - телепат, может мне разные образы внушать, и пошёл у нас полный контакт и совет да любовь...     Ант повернулся к своему агрегату, засунул туда руку и вытащил огромный коричневый кристалл.     - Вот смотри, Серый, мозгокрутка обыкновенная, первый сорт. А вот, кстати, и наше пополнение!     Сергей посмотрел в указанном направлении. Сквозь щель в одной из окрестных развалин протиснулась белая крыса, а за ней множество значительно более крупных серых. Белый предводитель подбежал к Анту и забрал у него из рук кристалл. Ноша оказалось явно непосильной, но откуда-то прибежали ещё две белые крысы, и втроём они поволокли брейнорин к новоприбывшим серым. Кристалл был расколот и раскрошен, и каждая серая крыса получала маленький кусочек, после чего либо присоединялась к общему строю, либо... получала еще один кусочек!     - Правда, гениально? Это Конфуций придумал, вон он там, один из троицы, с коротким хвостом. Оказывается, если первая порция мозгокрутки не подействовала, то нужно просто дать вторую порцию, так говорит Конфуций! - Антон опять захохотал. - Четвёртая попытка действует даже на самых тупых. Только гениев из серых крыс не получается, но вот солдаты для армии - очень даже.     - И что ты намерен с этим всем делать? - несколько пришёл в себя Сергей.     - Как что? Захватить мир, конечно. Начну с Общества Парацельса, этих зажравшихся старпёров давно пора давить. Ну, а когда с ними справлюсь, реальных соперников, как ты понимаешь, не останется.     - Ты с ума сошёл?! Ты, советский человек, вообразил себя каким-то Чингисханом!     - Не боись, вся акция проводится при полной поддержке Верховного Совета. Ну, в смысле, они нас потом поддержат, когда понадобится. Это будет что-то типа мировой революции, как завещал великий Ленин. Кстати, с самых что ни на есть низов, крысы редко бывают выше колена.     - И ты всерьёз полагаешь, что эта твоя игрушечная армия на что-то способна?     - Это ты, старик, ещё всего размаха задумки не понял. Видишь, что у пасюков в передних лапах? Ну, допустим, сабельки - это бутафория, типа треуголки Наполеона. Кстати, давно он от тебя сбежал? Он вчера объявился, на кошке прискакал, армией хочет командовать, ишь ты! О чём это я... Ах, ну да, всё огнестрельное оружие действительно стреляет. И не мелкими пульками, а порцией контактного яда. Хватит, чтобы убить любого человека, независимо от пола, возраста и партийной принадлежности. Это всё наш генеральный конструктор придумал, вот смотри.     Только сейчас Сергей обратил внимания на гигантский муравейник, высотой чуть ли не в три метра. К нему выстроилась целая очередь из серых крыс, каждая из которых получала оружие, то самое, которое показалось ему вначале игрушечным. После объяснения Антона эффект солдатиков и детской игры исчез.     - Это всё один муравей придумал, я его Фердой зову, правда, весело? У него, кстати, на самом деле одна из ножек повреждена. С контактным ядом, конечно, я ему помог, но в остальном - его заслуга. Очень интересный дизайн автомата, мне Конфуций растолковал, на Калашников похоже. Помнишь, на военной подготовке - собирали, разбирали...     - Ты сошёл с ума, Ант! Определённо сошёл с ума! - Сергей уже не знал, что и сказать.     - Да? Ты думаешь? Тогда я определённо гениально сошёл с ума. Если ты полагаешь, что всё ограничивается крысами и оружием, то ошибаешься. Что самое главное в современной войне? Правильно, связь. А вот и главный связист - чайный гриб Парамон!     Ант указал Сергею на какую-то странную лужу:     - Мельчайшие споры этого несомненно универсального и лучшего в мире связиста способны существовать в любой жидкой среде. А некоторое время и без неё! При этом Парамон имеет возможность послать команду любой из своих составных частей и получить от неё полную информацию об окружающей обстановке, эдакий макроорганизм из микроспор. Можно ли пожелать связиста лучше? Кстати, одна из его разведок уже принесла плоды - мы взяли языка! И очень полезного, надо сказать.     Сергей посмотрел в сторону одного из растущих на пустыре дубов и ужаснулся. К дубу был привязан Прохоров! По нему ползала целая толпа муравьёв, а на плече сидела крыса, по всей видимости тот самый Мессинг, о котором говорил Ант. Судя по всему, допрос шёл полным ходом.     - Итак, что мы имеем? Огромную армию, которая скоро превысит по численности все армии мира, вместе взятые, причём она почти неуязвима, ибо кто примет крысу всерьёз? Оружие, способное уничтожить любого врага до того, как он поймёт, что на него напали. Универсального связиста, которого нельзя ни обнаружить, ни уничтожить... да что там, даже помешать его передачам невозможно. И пленный, который скоро выдаст нам координаты главной резиденции Общества, единственного возможного противника. Ты всё ещё считаешь, что я сошёл с ума? Ой, старик, ты сам не представляешь, как забавно выглядишь, - и Ант зашёлся в очередном приступе смеха.     Сергею же было не смешно. Он бросил взгляд на Тито, который уже перестал спорить с Наполеоном, а каким-то образом оказался у него на плече. И пищал. Он пищал всё громче и громче, всё требовательней и требовательней, и гротескная картина закружилась у Меренкова перед глазами...

Сергей не сразу понял, что это звонок в дверь. Поначалу попытался прибить будильник на тумбочке и удивился сквозь полудрему, что он не замолкает. Потихоньку в сонном сознании угнездилась идея, что надо встать и открыть дверь. Вставать не хотелось - мало ли кого там обнаружишь, может, опять гости из КГБ, имеющие привычку испаряться на глазах клиента, или крысиные генералы на кошках... Сергей стряхнул с себя остатки сна: "Надо же, довели меня последние дни... Какой только ерунды в голову не лезет..."     Он встал, пошарил ногой под диваном, обнаружил одну тапочку и, махнув рукой, пошлепал в прихожую. Звонок надрывался совершенно истошно. Сергей отпер замок и распахнул дверь с очевидным желанием объяснить непрошеному гостю все, что он о нем думает. И застыл...     За порогом, в вечных сумерках лестничной клетки, маячила округлая, как правильный кабачок, фигура. Знакомая Сергею всю его жизнь. "Маменька приехали", - почему-то именно в такой странной форме пронеслась в смятенных Сергеевых мозгах простая и очевидная мысль.     - Почему ты такой нестриженый? Неужели трудно дойти до парикмахерской? - поприветствовала сына вошедшая дама.     Если и были у Сергея какие сомнения по поводу личности гостьи, то столь радушное приветствие, а главное, голос - о, голос! - развеяли эти самые сомнения в прах.     - Почему ты так долго спишь? Уже полдевятого... Где ты был вчера, что спишь? Напился? Хочешь, как твой отец? Почему грязно? Сколько раз я говорила тебе не носить клетчатых рубашек? Ты абсирант, а не бродяжка какая! Где галстук, который я послала тебе? Тот, в елочку?     Произнося все это, Варвара Никаноровна теснила ошалевшего сына в сторону кухни. По пути ей попадались на глаза все новые следы его прегрешений - клетчатая рубашка на полу в ванной, немытая чашка на столе в кухне - и все, буквально все, служило добротным горючим в бездонной топке ее воспитательного процесса.     Варвара Никаноровна Меренкова обожала своего сына со всей нерастраченной силой души одинокой матери и ответственного работника. Да, она была разведена с отцом Сергея много лет назад, почти сразу же после рождения младшей дочери, Лены. И она была ответственным работником - а как иначе назвать должность заведующей машбюро администрации Горьковского речного порта? Самого крупного речного порта Европейской части СССР, как любила непременно добавлять Варвара Никаноровна со значительным сгущением черт.     Наверное, в юности она была красавицей. Во всяком случае, следы этой красоты до сих пор можно было ухватить где-то в отдаленных уголках ее лица. Особенно когда она молчала. Глаза, к примеру: большие, зеленовато-серые, с тяжелыми томными веками. К сожалению, Варвара Никаноровна была не из молчуний. Она говорила много, самозабвенно, самовозгораясь вдохновением от своих собственных слов. Когда-то в какой-то читанной в далекой юности книжке Сергей встретил фразу "от голоса его приседали кони". Фраза запала в наивную неокрепшую душу Сережи и приходила в ум всякий раз, когда маман произносила перед ним свои монологи. Но почему-то вместо коней перед внутренним оком Сергея упорно возникали приседающие портальные краны Горьковского речного порта.     Конечно же, Сергей любил свою мать. Конечно же, он понимал, как ей трудно было одной вырастить Ленку - Сергей был старше своей сестры на 12 лет. Конечно же, он был ей благодарен и самозабвенно, покаянно жалел ее, когда она вдруг замолкала... Но это бывало так редко! Варвара Никаноровна буквально брызгала вокруг какой-то суетливой, беспорядочной недоброжелательностью. Если бы Сергей имел хоть малейшее представление о темных коридорах женской души, он, без сомнения, с легкостью разглядел бы за этим недоброжелательством ко всем и вся лишь горькую обиду за свою собственную неустроенную бабскую участь. Но увы! Сергей при размышлении о женщинах неизменно впадал в состояние ошеломленного ступора.     Маман меж тем начала разбирать объемистую дерматиновую сумку, продолжая свои воспитательные речи. Из сумки последовательно показались: раскоряченная в пароксизме последних судорог кура по 2-60 за кило, слегка заплесневелый, но оттого еще более желанный батон копченой колбасы "Московская", немного помятая жестянка с черной икрой и полуразмерзшаяся стерлядка, запакованная в многочисленные полиэтиленовые пакеты. Заключительным аккордом ко всей этой красоте был пакет с его любимыми конфетами "Мишка косолапый", которые Сергей с детства называл "Мишка на дереве".     - Вот, набор давали, - ворчливо сообщила маман. - А то я тебя знаю, ни есть не будешь, ни готовить, весь в отца. Отец вот стерлядку подкинул – браконьерили, видать, с собутыльниками, управы на них нет. Уфф... в поезде жара была, глаз не сомкнула, а еще в электричке крысу видела, какая гадость, эти транспортники совсем распоясались, в нашем Горьковском речном порту такого вовек не бывало...     Произнося все это, Варвара Никаноровна споро инспектировала кухню. Вымытые вчера Настей чашки были признаны отвратительно грязными и отправились обратно в мойку.     - А где бабушкины тарелки? Их же шесть было? Почему только три осталось? Неужели разбил? Да что же это такое - я столько для тебя сделала, один этот обмен мне чего стоил - Люське из райисполкома сколько черной икры перетаскала, да еще и сюда сколько коньяку ушло, а ты за тарелками уследить не можешь.     Сергей не имел ни малейшего понятия, о каких бабушкиных тарелках идет речь. Но скорее всего, он их действительно разбил. В душе поднималась обычная в присутствии маман волна раскаяния. Самое обидное - все, что она говорила, было правильно. Родственный обмен с бабушкой Зиной, мамой Варвары Никаноровны, действительно через все инстанции проталкивала маман. Бабушка Зина сломала шейку бедра, когда Сергей учился на третьем курсе. Пришлось срочно забирать бабушку в Горький, под пригляд дочери. Пропажа квартиры в Климовске была тогда более чем реальной, но не для Варвары Никаноровны. Чужого ей было не надо, но своего она упускать не собиралась. Райисполком увертывался от разрешения на родственный обмен сколько мог, выписывая резолюции "о фактической переуступке жилья". Но Варвара Никаноровна, вооружившись дефицитными продуктами из заказов администрации Горьковского речного порта, вновь шла на приступ бастионов исполнительной власти. В конце концов исполнительную власть просто закидали банками с черной икрой и бутылками армянского коньяка. Исполнительная власть сдалась.     Да, маман была, как всегда, права - если бы не она, не было бы у Сергея этого уютного холостяцкого жилья. Но тарелок он, хоть убей, вспомнить не мог. Оставалось надеяться, что маман переключится на что-то другое: мыслительный процесс Варвары Никаноровны никогда не отличался строгой поступательностью и последовательностью.     - Вчера видела в троллейбусе Надьку, ну, одноклассницу твою. Второго ждет... Надеется, что девочка, первый-то у нее пацан. Ну, я ей сказала, что не видно, что девочка будет, скорее опять пацан. Мамаша у нее как не работала, так и не работает... Еще бы, с улицы Минина - они же все там такие фифы... Да ты помнишь ли Надьку-то?     Надю Сергей помнил очень хорошо. Но признаваться в этом Варваре Никаноровне не собирался. Надя - его первая любовь, совершенно незабываемая, мучительная, прекрасная... Сидевшая на физике и химии чуть впереди и по диагонали от него. Он не мог отвести глаз от ее не слишком толстой, но такой пушистой рыжеватой косы. В девятом Надя стала просто красавицей. Это было ясно всем, только она сама к этому еще не привыкла. Надя училась, как учатся многие девочки - хорошо, даже отлично, но неглубоко, не прирастая ни к чему ни сердцем, ни умом. Не осознавшая пока своей красоты и власти над противоположным полом, она была ровна и приветлива в общении со всеми. И Сергей мечтал о ней! Он очень хотел отличиться хоть в чем-то, чтобы Надя заметила его.     Не один Сергей, впрочем, заглядывался на Надю. В числе ее поклонников самым заметным был руководитель школьного вокально-инструментального ансамбля "Поющая юность" Сашка Епишин, уже десятиклассник. Простой "хорошист" без особых пристрастий Сергей Меренков ничего не мог противопоставить руководителю ВИА, пусть и школьного. Но мечты дают нам крылья! И Сергей решил стать выдающимся хоть в чем-то. Петь он не умел, музыкального слуха был лишен практически полностью... Единственной наукой, которая хоть как-то привлекала его в школе, была химия. Физика казалось ему скучной, а с математичкой он не ладил.     Сергей был упорным малым, возможно, даже более упорным, чем сам подозревал. Лето между девятым и десятым классом он провел, решая задачки по химии из задачника для поступающих в ВУЗы. Надо сказать, то лето и так было довольно занятым для Сергея: ему сравнялось шестнадцать, и Варвара Никаноровна пристроила его в речной порт разгружать баржи. Приговаривая при этом нечто очень похожее на сентенции, слышанные Алешей Пешковым от его деда (и известные всему Горькому): "Ты на шее у меня не медаль, ступай-ка ты в люди".     В десятый класс Сергей пришел настоящим экспертом в области химии. Но увы! Должного впечатления на Надю это не произвело. Честно говоря, это вообще не произвело на нее никакого впечатления. Надя изменилась. Пушистую косу сменила короткая стильная стрижка, а ее маленькое сердечко надолго оккупировал бывший руководитель школьного ВИА, а ныне студент горьковского Политеха и участник тамошнего ВИА Александр Епишин.     Эта сердечная травма оказалась довольно глубокой. Собственно, весь десятый класс Сергей страдал. А потом принял решение поступать не на химфак ГГУ, а в Москву, в Москву. Надя вышла замуж за своего гитариста, через несколько лет, родив сына, развелась... Потом Сергей перестал следить за ее судьбой.     Маман меж тем продолжала вкладывать персты в Сергеевы раны. Справедливости ради, впрочем, следует отметить, что она об этих ранах не имела ни малейшего понятия.     - Надьку-то ведь, как она со своим непутевым развелась, мать ее за сотрудника Надькиного отца пристроила. Ну, этот вроде положительный - квартира у него большая, правда, с родителями. Но уж Надькины-то родители расстарались - разведенку-то с ребенком замуж пристрой, попробуй! Так они молодым на свадьбу "Жигули" подарили... Я как узнала, пришла домой и Ленке сказала - чтобы ты у меня, дура, не смела сразу после школы взамуж скакать, у меня денег нет за тебя потом "Жигулями" расплачиваться...     И вот тут-то Сергей вдруг понял, что было во всем этом визите изначально странного, что тревожило его и не давало покоя. Ленка! Ленка заканчивает десятый класс, а сейчас конец мая - последний звонок на носу, платье выпускное шьется. А мать - незаменимый из-за своих связей в торговле участник всех родительских комитетов - примчалась к нему. Что-то не вязалось во всей этой картине. Варвара Никаноровна последние полтора года и носу-то к нему не казала, и даже не слишком корила его, когда он редко звонил... Занята была слишком - репетиторы, нужные люди... Ленка в медицинский собиралась, а туда без связей попасть и не мечтай. И вот в такую горячую пору маман вдруг сорвалась к своему сыну? Что-то тут не так.     - Мама, а как у Лены дела? Как же ты ее одну оставила сейчас, у нее ж экзамены на носу? - робко спросил Сергей.     Реакция Варвары Никаноровны была странной. Она смутилась и замешкалась, как будто пытаясь припомнить что-то важное. Видеть мать в смущенном состоянии Сергей не привык.     - Так это... не маленькая уже, - не совсем уверенно, как бы даже вопросительно, произнесла Варвара Никаноровна. На какое-то время она задумалась вновь в очевидных попытках вспомнить что-то насущное. - Ничего, пускай привыкает сама дом содержать, - заключила мать с крепнущей уверенностью в голосе.     Это было совершенно не похоже на Варвару Никаноровну, которую Сергей знал с детства. "Что за чудеса начали твориться вокруг, - подумал Сергей уныло...- А еще Настя должна прийти с минуты на минуту".     Маман тем временем, совершено оправившись от минутного смятения в мыслях, проследовала с инспекцией в комнату. Сергей даже не успел ее остановить. "Сейчас увидит крыс - и конец", - пронеслось молнией у него в мозгу. Он похолодел от того, что сейчас произойдет, он буквально не мог заставить себя двинуться с кухни...     - Сережа, да что же это за прелесть такая, - услышал он голос Варвары Никаноровны. - Ох ты, мой мурлыка, ох ты, пушистик какой...

Картина, которую Сергей застал в комнате, была настолько невероятной, что даже не вызвала никакой реакции в его душе. Это было слишком сильно, это было просто за порогом его чувствительности. Варвара Никаноровна сидела на диване, держа на коленях Тито. Она чесала ему за ушком и мурлыкала что-то очень нежное и умильное. Тито терпеливо сносил неожиданные ласки. Сергею показалось, что в глазах у Тито мелькнула ироничная улыбка. Сергей не удивился, ему было не до этого. Ироничная крыса - подумаешь, делов-то, когда тут такое творится.     - Что же ты мне не сказал, что такого славного котика завел... пушистый какой, наверное, сибирский... - продолжала меж тем Варвара Никаноровна. - И мурлычет, мурлычет, что твой чайник закипает.     Видеть маман в состоянии расслабленной неги Сергей не привык. Танцующий трактор в венке из роз показался бы ему более привычным и уместным. От всей картины веяло какой-то совершенно безумной, но несомненно гениальной режиссурой.     - Сейчас-сейчас, мой котинька, я тебе курочки отрежу, молочка налью... Сережка-то, чай, тебя совсем голодом заморил... - бормотала меж тем Варвара Никаноровна, аккуратно взяв крысу под брюшко и направляясь мимо Сергея на кухню.     Коварное животное очевидно наслаждалось ситуацией: оно мирно свисало из рук Варвары Никаноровны, слегка покачивая лысым розовым хвостом. При этом вид имело уже не просто ироничный, а прямо-таки глумливый.     - Ладно же, ладно, гад, - отчего-то подумалось Сергею мстительно, - посмотрим, как ты молоко лакать будешь из блюдца.     Ситуация была - бредовее некуда.     И тут раздался звонок в дверь! Сергей бросился открывать. Настя удивленно оглядела Сергея с ног до головы... Он спохватился - одеться-то до сих пор не удосужился, так и бродил за маман в трусах-майке и одной тапочке. Он спешно сгреб куртку с вешалки.     - Настя, а ко мне мама приехала, - заторопился он объяснить что-то, чего и сам понять не мог, - утренним поездом, я вас сейчас познакомлю.     Настя почувствовала себя польщенной. Несмотря на странный вид избранника, она моментально прониклась важностью момента. Знакомство с мамой - это серьезно. Она давно хотела быть представленной маме Сергея и знала, что та живет в Горьком, но никаких других подробностей из Сергея выцарапать не удавалось. Порой Насте вообще казалось, что Сергей был найден в капусте. Причем человек, который его нашел, пожелал остаться неизвестным.     Меж тем из кухни, ласково держа крысу на обширной груди, появилась сама маман. В ее глазах была уже обычная настороженность. Тито терся о подбородок Варвары Никаноровны розовым влажным носом, как бы пытаясь задержать ускользающий момент неги.     - Мама, это Настя. Настя, это моя мама, Варвара Никаноровна... - промямлил Сергей, уже чувствуя, что, пожалуй, быть грозе.     Настя от волнения неожиданно сделала книксен и произнесла срывающимся тонким голоском:     - Очень приятно, Сережа мне много о Вас рассказывал... - вралось по такому святому поводу легко, как дышалось.     Варвара Никаноровна была женщиной честной и принципиальной. Врать она не собиралась, а потому ответила сурово:     - Странно, а мне он о Вас ничего не говорил. Ладно, Сережа, ты тут заканчивай свои дела, а я пойду перемою твою посуду... За что ни схватишься - всюду грязь.     Настя оскорбленно вспыхнула. Она, медичка, уж наверное имела представление о чистоте и стерильности!     Тито меж тем продолжал тереться носом о подбородок Варвары Никаноровны. Но маман лишь неприязненно рассматривала Настю, на крысу внимания не обращая. Неожиданно Тито с болезненным писком не то спрыгнул, не то шлепнулся на пол и... пополз, пополз в угол, как бы пытаясь уже на ходу упрятать свою голову между передних лапок. От глумливости и иронии и следа не осталось - несчастная крыса явно страдала.     - Вы мне, девушка, кота не пугайте, - дала деловитый совет Варвара Никаноровна и скрылась в кухне.     Настя стояла, разинув рот, уставившись на так называемого "кота". Сергей неожиданно понял, что ему больше не вынести всего этого...     - Настя, ты извини маму, она с дороги очень устала, да еще Ленка экзамены сдает, - торопливо валил Сергей в одну кучу все, что мог придумать. - Я тебе днем позвоню, хорошо?     Настя, продолжая глядеть на "кота", энергически закивала...     - Я только хотела сказать, что договорилась с Милочкой, это сестра из неврологического, она сегодня тоже на дежурство пойдет и так удобно вышло, как раз за ней мне одолжение было. Милочка поможет с энцефалограммой. А прочитать ее я Арона Израилевича попрошу. - Тут Настя чуть опечалилась, вспомнив, как Арон Израилевич месяц назад приглашал ее заглянуть к нему в кабинет на ночной чай. Но ведь Сергею нужно! Она нарочито громко чмокнула Сергея в щеку, крикнула вглубь квартиры: "До свидания, Варвара Никаноровна!" - и поспешно захлопнула за собой дверь.

Тито уполз под диван, и, кажется, заснул. Матушка некоторое время продолжала пребывать слегка озадаченной и заторможенной, но постепенно к ней вернулась ее обычная активность. Она распотрошила Сергеев гардероб и завела стирку, а пока в ванной шумела вода, принялась носиться по квартире с тряпкой, все переставляя и наводя "порядки".     Сергей смотрел на все это обреченно, но возражать даже не пробовал.     - Мам, мне вообще-то на работу пора, - заикнулся он было, но в ответ последовал такой акустический удар начиная с "в кои-то веки мать родная приехала" и заканчивая "выучились тут на нашу голову, у всех дети как дети, товароведами или по телевизорам, деньги лопатой, а тут за сто пять в месяц и родную мать побоку", что Сергею просто пришлось сгонять на второй этаж к Викентьевым и позвонить в институт - попросить на утро замену...     Вперемешку с упреками в бесхозяйственности, безрукости и "квартирантстве по жизни" она живописала свою трудную жизнь, сволочей на работе, мздоимцев в дочкиной школе, беспутную молодежь, за которой "глаза нет, а глаз ох как нужен". Сергей кивал, только успевая выносить мусор, вытрясать покрывала и тому подобное. "Зачем же она все-таки приехала?" - удивлялся он.     Наконец неуемная жажда деятельности и любовь к порядку стали уступать место усталости, и Варвара Никаноровна уселась попить чайку. Тут-то она и перешла к делу. А все дело было в туфлях к выпускному. Чтобы раздобыть в Горьком туфли, которые были бы достойны ее дочери, всех ее пробивных способностей и возможностей оказалось недостаточно. Платье уже давно шилось у лучшей частной портнихи, а вот туфли... Туфли надо было доставать. Заведующего обувной базой успела захомутать жена главврача горклинбольницы, она выбрала для своей кривоногой Эльвирки единственные приличные «платформы», а Варваре Никаноровне выбирать было совершенно не из чего. Это было невыносимо. Допустить, чтобы ее дочь выглядела на выпускном хуже этой выскочки?!     И тут кто-то (Сергей мысленно проклял этого кого-то самыми ужасными словами, какие только знал) подал ей идею. Спецмагазин для новобрачных! Всем, кто подавал заявление в ЗАГС, выдавали специальный талон на посещение закрытого спецмагазина. И многие этим пользовались - подавали заявление, отоваривались там по госцене, а потом делали вид, что раздумали жениться. Вот тут-то и понадобился Сергей, потому что Ленка, конечно, для этого не годилась - ей еще нет восемнадцати... Сама Варвара тоже не годилась - услуга предназначалась только для вступающих в брак впервые. А Сергей в своем Подмосковье, да и к тому же мужчина, мужчине слава донжуана еще никогда не мешала...     Варвара Никаноровна изложила все это Сергею, и, как-то даже непривычно смутившись, спросила, не может ли он устроить это дело. Она-то думала, что на роль подставной невесты придется искать кого-то со стороны. Но сейчас, проводив Настю, она сообразила: вот как раз с помощью Насти-то и можно все это шустро провернуть! - А мы ее отблагодарим, - пообещала она. - Только надо срочно, лучше всего вот прямо сегодня - время-то не терпит, ей тут рассиживаться нельзя!.. Вот у меня мерочка, следок (она вытащила вырезанную из бумаги стельку), надо бы белые или чуть розоватые, лодочкой, и хорошо бы с пряжечкой... (дальше пошли подробности).     Сергей растерялся. Он в принципе был не против, но Настя... Как ей это все предложить?     - Неудобно как-то. Еще обидится!     - Да что тут обижаться! - завопила Варвара Никаноровна. - Почему ж ей не оказать нам небольшую услугу? Тоже мне... ой, крыса!     Из-под дивана показался зевающий Тито. Сергей изумился: только что он у нее был "милый котик", ничего не понимаю...     - Не пугайся, мамочка, он ручной, - пролепетал он.     - Ручной? Вот этот ужас? - возопила мамаша. Тито потряс головой и уставился на нее. - А впрочем, он довольно симпатичный… Кис-кис-кис! Ой, то есть цып-цып... Тьфу ты, как его позвать-то?     Но Тито уже сам подошел к ней и ловко взобрался на колени. Варвара Никаноровна осторожно погладила его по голове, и Тито улегся, свернувшись клубком, и продолжая внимательно смотреть на нее.     Под взглядом Тито Варвара Никаноровна затуманилась. Бормоча "хороший котик, а вот рыбки бы..." она бережно отнесла Тито на кухню и принялась рыться в холодильнике. Отыскав банку кильки в томате, она вывалила ее содержимое в блюдце и подсунула Тито. Тито, не моргая, смотрел на нее, кильку не ел. "Ну вот и хорошо, вот и славно, ишь, любит рыбку-то..." - бормотала мамаша.     Сергей молча обалдевал. Тито не просто гипнотизировал Варвару Никаноровну, он определенно экспериментировал, ослабляя и вновь усиливая внушение.     Это что ж такое? Это ж, может, он и меня?.. - в ужасе подумал Сергей. Словно услышав, Тито поднял голову и посмотрел на Сергея как бы даже укоризненно, и - черт, черт! - отрицательно помотал головой.     - Ты хочешь сказать, что меня не... - начал Сергей, но Тито замахал на него лапой.     - Что-что? - очнулась Варвара Никаноровна.     - Нет-нет, мама, я хотел спросить, может, за хлебом сгонять? - поспешно ляпнул Сергей первое, что пришло в голову. Взгляд ее опять прояснился, она встала, начисто забыв про Тито, заглянула в хлебницу, и, найдя ее санитарное состояние совершенно неудовлетворительным, немедленно принялась за чистку.     Тито, шатаясь от усталости, убрел под диван, волоча в зубах кусок горбушки - восстанавливаться.     За оставшийся ему дома час Сергей решил навести порядок в материалах по исследованиям. Вытащил папки с надписью "Дело №" и принялся раскладывать записи в хронологическом порядке. Странно, но, против обыкновения, записи в общем и лежали по порядку, хотя и были как-то странно помяты. Сергей внимательно осмотрел папки. Нет, не может быть. "С этими делами я совсем с катушек слечу, - подумал он. - Мало мне крысы-гипнотизера и телепата, но чтобы он еще и черновики читал?.. Тьфу ты". Он почувствовал усталость от чередующихся безумных ситуаций и посмотрел на пишущую машинку. Вроде бы я ее закрывал? Или нет? Да что ж за ерунда-то в голову лезет! Посмотрел на стопку дефицитной чистой бумаги. Потом в корзинку под столом. В корзинке лежали клочки испорченных листов, все как обычно… Нет, и тут непорядок: Сергей обычно просто комкал испорченные страницы, а рвать-то зачем? Тем более так мелко? Чувствуя себя идиотом, он выгреб из корзинки обрывки и попытался их сложить. Но тут до его замутненного сознания дошло, что Варвара Никаноровна давно уже что-то ему говорит, причем тон ее голоса угрожающе повышался. Оказалось, она требовала старых газет для протирки окон.     - Да-да, мама, конечно, - невпопад ответил он и поспешно сгреб все обрывки в ящик стола. К счастью, на содержимое письменного стола гигиеническая активность маменьки пока что не распространялась. "Потом, потом, это надо разъяснить", - смутно подумал Сергей и поплелся на кухню.

Когда в среду утром Сергей не появился в институте, Прохоров серьезно обеспокоился. Как же так? Они же договорились! Такой важный разговор остался неоконченным! Не надо было вчера Меренкова отпускать... Но ведь и настаивать на продолжении тоже не имело смысла - Сергей выглядел совершенно ошеломленным, опрокинутым, неспособным к здравому суждению. Ему необходимо было дать хотя бы выспаться как следует.     Но так Прохорову казалось вчера. А сегодня уже одолели сомнения, стоило ли прерывать разговор. Ведь риск! Ох, какой риск! Откуда ему, Прохорову, известно, что рядом не было второго Наблюдателя? Запросто могли подослать. Дело для Общества нешуточное...     И вот, как будто бы осматривая и обнюхивая свой изготовленный накануне рогалик (очень удался! поверхность - ровная, золотистая; мякиш - однородный, упругий; угол захода концов соответствует спецификациям заказчика), а после отсиживая на зачете, Прохоров мысленным взором напряженно осматривался по сторонам. Но впустую - ни внутри института, ни на территории, ни рядом на бульварчике он не смог почувствовать никого, кто был бы одарен парацельсиевыми способностями. К полудню его напряжение чуть спало - у секретарши среди возбуждающих эмоций по польским сумочкам, замеченным вчера в городском универмаге, и злобных порывов в адрес подлого негодяя Юрки (разбираться, что это за Юрка, Прохоров не стал) зафиксировалась зависть к Меренкову, который позвонил утром отпрашиваться до двух часов по важным личным причинам.     В начале третьего взъерошенный запыхавшийся Меренков наконец явился, но сначала он укрылся в лаборатории, а потом было заседание кафедры (утверждение графика летней сессии и предстоящих в августе вступительных экзаменов), и только в половине пятого двум заговорщикам удалось уединиться в институтском буфете.     Против ожиданий Прохорова Сергей за прошедшее с прошлого вечера время успел совершенно перемениться. Он, похоже, не только полностью освоился с фактом существования Общества, но и решил, как ему себя вести. Первым его вопросом было:     - Сколько времени ты сможешь меня прикрывать?     - От кого прикрывать? - не понял Прохоров.     - От этого вашего Общества. От парацельсиков.     - Не знаю, - растерялся Прохоров. - Несколько дней, может быть, смогу.     - Несколько дней мало. Надо месяц, как минимум. Сможешь?     - Месяц не смогу. Только, если Общество от тебя совсем отстанет. А зачем тебе этот месяц?     - Меньше не получится. На следующей неделе, не раньше, начну эксперименты с крысами. Пока результаты проявятся, подтвердятся, сделать статистическую обработку, оформить выводы - вот и месяц.     После этого Сергей с ходу перескочил на подробности:     - Как Парацельс с его аппаратурой получил свой парацельсий?     - Как вы его производите?     - Как выглядит парацельсий?     - Содержит ли он кристаллы?     - Какова доза и сколько доз получает Адепт?     - Есть ли летальные последствия или случаи необратимых уродств?     - Влияет ли прием парацельсия на наследственность?     - Знает ли милиция?     Увы, на большинство вопросов Прохоров ответить не мог. Он абсолютно не помнил, в чем состояла процедура получения парацельсия. Еще бы, он так волновался, так надеялся, что с ним-то Преображения не случится... Вроде бы подносили на чайной ложечке, но была ли то таблетка, микстура, пилюля, кашица или хлебец - не помнил. Более или менее уверенно он знал только, что летальных случаев как будто не было, отравлений тоже, он никогда не слышал о наследственных изменениях и единственное, что знал точно - милиция совершенно не в курсе, и военкоматы тоже.     На этом месте их прервали и настойчиво порекомендовали освободить буфет, потому что уже пять часов и все люди как люди, домой идут, и никто не обязан торчать на работе из-за того, что кому-то приспичило языками чесать, а если кому охота и дальше трындеть, то вся улица свободна, и нечего тут рассиживаться.     Меренков взглянул на часы (и вправду уже стукнуло пять) и кинулся к выходу, бросив Прохорову:     - Мне в больницу пора, завтра договорим! А вообще тебе стоит ко мне домой зайти, увидишь кое-что интересное.     Совершенно оторопевший Прохоров остался сидеть. Он только сейчас осознал, что за все время разговора не смог распознать ни одной эмоции собеседника.     "Боже, что я там нанес! - ужасался позже про себя Сергей, поспешая к дому Вяльцевых. - Они же меня в порошок сотрут. А я еще настаивал на своей защите, подробности выпытывал. И зачем я его в гости позвал?.."