- Ну, рассказывай. Удалось узнать?     - Да... - вошедший растерянно огляделся. - А почему здесь?     - Потому, что дело принимает слишком серьезный оборот. Рассказывай, что ты узнал!     - Научно-исследовательский институт экспериментальной биологии. Верещагин Антон Валерьевич, москвич, 46-го года рождения. Учился с Меренковым в университете, только на другом факультете.     - Понятно. Что он знает про парацельсий?     - К сожалению, с ним лично войти в контакт не удалось - улетел на симпозиум в Анапу. Но крыс дал точно он. Три штуки. Все сходится.     Сидевший в кресле грузный мужчина встал и подошел к стоящему в углу столику с клеткой, откинул плюшевую занавеску. Крупная серая крыса-Наблюдатель мгновенно оскалилась и кинулась на стенку. Мужчина несколько секунд пристально смотрел на нее, потом опустил занавеску.     - Меня смущает, что они разные. Маленькая - белая, эта - серая. Лабораторные обычно белые.     - Пусть вас это не смущает. Они там как раз недавно с грызунами работали, там и мыши всякие есть, и прочие твари. Этих трех Верещагин взял из партии, приготовленной для списания, поэтому точных данных нет, но откуда могла бы взяться другая крыса? Вот если бы серой была маленькая, не получавшая парацельсия, то можно было бы подумать...     - Да ясно все это! Значит, разные... А что наш Наблюдатель говорит?     - Наблюдатель? - вошедший удивленно посмотрел на занавешенную клетку. - А, вы имеете в виду Прохорова. Дело в том, что он всех трех крыс не видел. Видел мелкую, ее поймали самой первой, это та, которую мы подменили. И ту, которую задавил автобус, в ней-то он и опознал парацельсика. А вторая успела сбежать до того, как Прохоров вообще понял, в чем дело.     - Ну, хорошо. Когда Верещагин возвращается?     - В воскресенье.     - Вот тогда с ним и поговоришь. Упор следует сделать на...

Гусиное перо, уже изрядно потрепанное, в очередной раз брызнуло кляксой. Пришлось его отложить и взяться за пресс-папье, снова посетовав на нелепые правила - ну глупо же в век авторучек и пишущих машинок писать гусиным пером, точно какой-то средневековый монах. Конечно, негоже писать донесение Приору Царства Московского простой шариковой ручкой, тем более что любой школьник, которому довелось ею писать, знает, что эти ручки оставляют сгустки пасты даже чаще, чем гусиное перо - кляксы. Печатать донесение на машинке тоже как-то не очень - здесь же, все-таки, не учреждение какое-то. Но чем, скажите на милость, плох вот этот "Паркер" с золотым пером, купленный в Лондоне за бешеную сумму фунтов стерлингов? Нет, надо было маркизу де-Ла-Порту указать в своем Уставе, что писать следует не просто пером, а именно гусиным.     Хорошо еще, что писать можно на бумаге, а не на пергаменте. Это, кстати, тоже одно из нововведений - после революции, в Гражданскую, когда ни о каком пергаменте не могло быть и речи, Приор разрешил пользоваться бумагой. И то, одного лишь его разрешения было недостаточно, шутка ли - изменение ритуалов, завещанных самим де-Ла-Портом… Собрали консилиум в Зальцбурге, самому Магистру в конечном итоге пришлось утвердить разрешение Приора - и то, лишь в качестве временной меры и с кучей оговорок насчет того, какой именно должна быть используемая бумага. Но оговорки в суматохе Гражданской войны проигнорировали, а временная мера потихоньку превратилась в постоянную. Жаль только, форму донесения никто не додумался упростить. А то ведь, пока покончишь с преамбулами, забудешь, о чем собирался писать...     "Дозволено будет мне довести до Вашего сведения, что позавчера, мая 25 дня, около двух часов пополудни, Наблюдателем Прохоровым была замечена крыса. Означенная крыса была обнаружена в сквере, расположенном в ста сорока метрах от Подольского Пищевого Института. По внешнему виду она была идентична двум другим крысам, пойманным в означенном институте тому восемь дней; тем самым, на которых непосвященный Меренков ставил свои опыты. Поведение же крысы не оставляло сомнений в том, что эта крыса прошла Преображение.     В тот же день Наблюдателем Прохоровым был произведен осмотр лаборатории непосвященного Меренкова. Был обнаружен аквариум с рыбами, несомненно прошедшими Преображение. Сами рыбы изменились внешне, что свидетельствует о получении ими избыточной дозы парацельсия. Изменилось и поведение рыб; некоторые из них, по словам Наблюдателя Прохорова, следили за ним сквозь стену лаборатории. Обо всем этом Наблюдателем Прохоровым было сделано, согласно Уставу, донесение, каковое и было получено Канцелярией позавчера, мая 25 дня в четыре часа двадцать минут пополудни.     Помимо упомянутых выше событий, в донесении Наблюдателя Прохорова указывалось, что за день до того (то есть в понедельник, мая 24 дня), Подольский Пищевой Институт подвергся нашествию муравьев. Сам Наблюдатель Прохоров свидетелем тому не был, поскольку вынужден был в тот день ездить в Москву по делам института. Тем не менее из разговоров с очевидцами ему удалось выведать, что муравьи были крупнее обычных черных муравьев, что действовали они организованно и целенаправленно и что остановить их удалось лишь при помощи вишневого плюша. Несомненно, муравьи, как и рыбы, прошли Преображение избыточной дозой парацельсия, что изменило их внешне и наделило новыми способностями, в том числе и организационными. Согласно сведениям, которыми располагал Наблюдатель Прохоров, преображенные муравьи были позднее истреблены санитарными службами Подольска".     ...И слава Богу, между нами говоря. А то ведь поди, найди на таких управу. Это же не тараканы, их так просто не потравишь. Хорошо еще, что способности Преображенных не передаются по наследству, а то бы за какой-то месяц этих муравьев расплодилось бы столько, что всю Москву пришлось бы в срочном порядке устилать вишневым плюшем. Выглядело бы, конечно, забавно - представьте себе лозунг, призывающий выполнить решения XXV съезда КПСС, написанный белым по вишневому, да еще и выполненный на плюшевом транспаранте. Да вот только нам в этом плюшевом городе было бы вовсе не до смеха…     "По получении донесения мною была сформирована команда во главе с Гипнотиком Долгунцовым, каковая и была отправлена в Подольск вчера, мая 26 дня, в семь часов пятнадцать минут пополуночи, с заданием поймать обнаруженную Прохоровым крысу, а также изъять из лаборатории Меренкова аквариум с рыбами. Означенная команда возвратилась в Цитадель вчера, в пять часов пополудни.     Из донесения, сделанного Гипнотиком Долгунцовым по возвращении с задания, следует, что с выполнением задания были некоторые затруднения; в частности, крыса, к тому времени уже покинувшая сквер у института, долго не могла быть найдена. После весьма продолжительных поисков крыса была обнаружена в электричке, следовавшей от Подольска в южном направлении. Поскольку электричка успела уже отойти от станции, Гипнотиком Долгунцовым было сделано внушение машинисту с тем, чтобы тот задержал электричку в Климовске, где крыса и была поймана".     ...В Климовске, значит... А ведь этот Меренков как раз в Климовске и живет. Такое впечатление, будто крыса к нему в гости ехала. Или, может быть, она решила проведать ту крысу, которую мы подменили? Или же это все-таки совпадение?.. Хотелось бы в это верить, да что-то слишком много тут совпадений. Ведь и та крыса, которая погибла (та самая, в которой Прохоров и распознал парацельсика, тоже белая лабораторная и с похожими пятнышками на боку), она ведь погибла не где-нибудь, а в Климовске - выскочила из клетки, бросилась через дорогу, а там автобус... Ладно, ближе к делу...     "Затруднения возникли и при изъятии аквариума с преображенными рыбами из лаборатории Меренкова. Дело в том, что Преображение рыб произошло, очевидно, недели полторы тому назад, когда непосвященный Меренков начал свои опыты. За это время в лаборатории Меренкова несомненно побывали посторонние, которые могли заметить произошедшие с рыбами перемены. Соответственно, если бы Гипнотик Долгунцов, действуя по плану, подменил бы аквариум, внушив Меренкову, что с его рыбами не случалось ничего из ряда вон выходящего, подмена была бы замечена теми, кто заходил недавно в его лабораторию, заметил, что произошло с рыбами, но внушению не подвергся.     Разумеется, невозможно определить, кто именно побывал в лаборатории Меренкова за эти дни, кто из них обратил внимание на то, что творилось в аквариуме, и кому теперь следовало вместе с Меренковым давать установку насчет рыб; делать же внушение всем сотрудникам института Гипнотик Долгунцов не пожелал, справедливо предположив, что это лишь вызовет повышенный интерес сотрудников к лаборатории Меренкова и к находящемуся там аквариуму. Поэтому подменный аквариум, который планировалось оставить на месте изъятого, был разбит, после чего уборщице, зашедшей в лабораторию немного погодя, было внушено, будто аквариум упал по ее вине. Таким образом, исчезновение аквариума, хоть и не останется незамеченным, будет объясняться неловкостью уборщицы".     Тоже неплохая идея. Не мешало бы еще внушить Меренкову, что изменившиеся рыбы ему приснились, а с теми, что были в аквариуме, ничего не случалось. Хотя он, наверное, этих перемен и не заметил. Увлекся своими крысами и тетрадью учета спирта (ай да Долгунцов, нашел кому установку давать!) и не заметил, что вместо рыб у него в аквариуме плавали какие-то страшилища. Но на всякий случай надо будет предупредить Прохорова, чтобы смотрел в оба. Если Меренков вдруг начнет копаться в мусоре в поисках осколков аквариума, пусть сразу же звонит Долгунцову.     "Во время своего пребывания в Подольском Пищевом Институте команде Гипнотика Долгунцова удалось обнаружить довольно большое скопление муравьев, прошедших Преображение избыточной дозой. С соблюдением обычных мер предосторожности часть муравьев была водворена в стеклянную банку, которую обернули вишневым плюшем и доставили в Цитадель.     Помимо муравьев, командой Гипнотика Долгунцова была обнаружена дворовая кошка рыжего окраса, несомненно прошедшая Преображение. Ими была также обнаружена жаба, преображенная избыточной дозой; причем судя по тому, насколько эта жаба увеличилась в размерах, доза была огромной. Кошка и жаба тоже были доставлены в Цитадель и направлены на исследование".     Ну, вот и все. События изложены, теперь выводы. А как прикажешь объяснить всю эту катавасию? Откуда, например, взялась эта лишняя крыса? Ведь было же их три: одну подменили, другую поймали, третья погибла. На этом бы и закончить, так нет же, откуда-то появилась четвертая. Откуда же? Может быть, та, третья крыса, все-таки не погибла? Но во-первых, ее гибель видели несколько Наблюдателей, а кроме того, если бы она и не погибла, она бы осталась у Меренкова и ее бы тоже подменили, и пойманная вчера крыса все равно оказалась лишней.     Впрочем, лишняя тут, скорее всего, та серая крыса, которую поймали раньше всех. Теперь, когда судьба всех трех институтских крыс известна, это не вызывает сомнений. Но откуда она взялась? Меренков решил поэкспериментировать, помимо лабораторных, еще и на подвальных крысах? Вряд ли. Неудача с первой партией должна была подействовать на него отрезвляюще. Кто-то другой завладел кристалликом парацельсия? Вряд ли бы он стал скармливать его подвальной обитательнице. И не позволил бы он Мнемонику Евстигнееву ее так быстро поймать. Может быть, Меренков случайно пролил раствор парацельсия или просыпал кристаллики? Это кое-что объясняет, но ведь есть еще и кошка, и рыбы, и жаба, и муравьи… Такое впечатление, что раствор Меренков не пролил, а выплеснул...     Но ведь это тоже абсурд! Зачем Меренкову выливать раствор парацельсия? Не для того же он над ним корпел, чтобы потом взять и выплеснуть... Кроме того, как ни крути, а рыбы в этот сценарий все равно не вписываются - если бы Меренков и вылил раствор, он бы его вылил в канализацию, в крайнем случае, за окно (это маловероятно, но допустимо), но уж никак не в аквариум. А может быть, он его не вылил, а пролил?     "...могу утверждать, что речь идет скорее всего об ошибке или несчастном случае, нежели об очередном эксперименте непосвященного Меренкова. Вероятнее всего, означенный Меренков пролил немного раствора или просыпал немного кристаллов парацельсия в аквариум. Небольшое по нашим понятиям количество, оказалось явно избыточным для рыб, что и повлекло за собой описанные выше изменения. Учитывая, что аквариум находился на подоконнике (или был переставлен туда позднее), можно предположить, что воду оттуда (ставшую фактически раствором парацельсия) выплеснули за окно - в результате чего мы имеем преображенных муравьев, а также кошку и еще одну крысу. Допустима и другая гипотеза, согласно которой воду из аквариума слили в канализацию, а крыса и кошка прошли Преображение, попросту лизнув прохудившуюся трубу (при этом несколько капель могли попасть и на муравьев). Эта гипотеза менее вероятна, но не исключена.     Соответственно, мои рекомендации в таком случае будут..."     В дверь постучали. В чем дело? Ведь просил же не беспокоить! Хоть табличку на дверь вешай... Срочно? Пакет из Анапы? Из Подольска тоже? Это мне уже начинает не нравиться. Одним Подольском мы уже все сыты по горло, а тут еще и Анапа, куда уехал этот прохвост... Ладно, давайте пакеты сюда. Так, что тут? Да вы что, смеетесь?     В пакете оказалась пачка сталинских сторублевок. Десять сложенных вдвое бумажек довольно внушительного размера. Впрочем, и ценность этих бумажек была когда-то весьма внушительной, не чета тем куцым десяткам, на которые эти сотенные потом обменяли. Но то было тогда, а теперь это всего лишь раскрашенные бумажки, покрытые пятнами плесени, которые уже давным-давно нигде не принимают. И кому какое теперь дело до выжившей из ума торговки, которая вдруг, спустя двадцать лет, вспомнила, куда она спрятала мужнины премиальные? Так бы и ходила она по сберкассам, не работай в одной из них Мнемоник Андреев, который и поменял ей аннулированные деньги, выложив взамен свои кровные сто рублей… Ну-ка, что он там пишет?.. Или нет, сначала Подольск...     Из пакета на ладонь выкатилась алюминиевая монетка с неровными краями. На одной ее стороне была крупная цифра 10 и какие-то иероглифы, на другой - кувшинчик или амфора в окружении пальмовых ветвей. Никому так и не удалось разобрать ни достоинства монетки, ни года ее выпуска, ни страны, в которой ее отчеканили. Чтобы это узнать, нужно было быть либо специалистом-востоковедом, либо евреем, получившим хотя бы начальное образование на древнееврейском языке. Эта израильская монетка достоинством в десять "прутот" и была той самой "заграничной монетой", которую Генка Вяльцев выспорил у Гришки Метелкина.

Вечерние прогулки Антона с Людой продолжались. Но расчет Антона на быструю победу над провинциалкой и приятное развлечение не оправдывался. Он чувствовал себя вовсе не победоносным ловеласом, а едва ли не робким соискателем: Люда была дружелюбна, весела, с удовольствием играла в пляжный волейбол, купалась после захода солнца, не тушевалась перед бойкими научными кадрами из когорты прибывших на симпозиум, но у Антона совершенно не хватало куражу обнять ее в сумраке вечернего парка. Это было настолько для него нетипично, что он сам себе удивлялся: обычно на такой стадии знакомства он уже окучивал девушку с проникновением в сладостные тайны сарафанчиков, кофточек и застежечек…     Даже доклад прошел как-то вяловато. Антон, конечно, не посрамил, рассказал все толково, и на вопросы отвечал снисходительно-подробно, но удовлетворения не получил. "Влюбился я, что ли? - размышлял он. - Только этого мне не хватало, ведь не мальчишка уже. Тем более сейчас - симпозиум этот некстати, а там у меня Сергей без присмотра. И что с крысами - непонятно совершенно, абсолютно мне это неясно... С одной стороны, он в последнем разговоре как-то не проявил энтузиазма. А с другой - нутром чую, что-то не так. Вот не так что-то, и все тут. Ехать, ехать надо скорее, не до амуров..." Но на следующий вечер опять поплелся к водопаду и стал высматривать Люду.     Люда тоже сама себе удивлялась: азарт мышеловки при виде перспективного кадра совершенно прошел, уступив место иронии и спокойствию. Это было ново и непривычно, но, в общем, скорее приятно. Главное - легко. Парень действительно симпатичный, и неглуп, и собой недурен, и с пропиской, ну и что? Есть он - хорошо, нет - и не надо... И она с изумлением убедилась, что именно отсутствие заинтересованности больше всего и действует в желаемом ранее направлении: Антон заглотнул крючок и смотрел ей в рот, как никто и никогда раньше. Вспоминая, как она гонялась за Сергеем, Люда готова была просто плеваться в зеркало.     Проблема обозначилась совсем на другом фронте: сожительницы по пансионату были весьма недовольны ее поздними возвращениями. Сами они ложились спать рано, и как ни старалась Люда прокрасться в комнату тихо, все равно кто-нибудь демонстративно вздыхал. А наутро дамочки наперебой рассказывали друг другу, как плохо им спалось, и как они не сомкнули глаз, и так далее. Или заводили многозначительные разговоры про безнравственность современной молодежи и пагубные последствия оной. Все это сопровождалось многочисленными примерами из жизни знакомых и сослуживцев и несло мощнейший заряд житейской мудрости.     Утром же Люде хотелось поспать подольше, да не тут-то было: просыпался визгливый ребенок и начиналась катавасия утреннего кормления, умывания, воплей "мамаяхочукупаться" и "деточкатебенельзя утебясопельки", и вынести все это было невозможно. Люда с симпатией вспомнила тихий дворик Фоминичны и ее уютную хатку...     - Идея! Могу я хоть в отпуске пожить не в общаге? - взбунтовалась наконец Люда и, не мешкая более, отправилась проведать бабусю. Бабуся Люде обрадовалась: дальние гости к ней забредали не часто. Радушно угостила ее сливами из своего сада и напитком чайного гриба. Сдать уголок на остекленной дощатой веранде сразу согласилась, цену запросила скромную, и Люда тут же и перебралась.     Следующие дни она безмерно наслаждалась тишиной, возможностью спать до полудня, запахами из сада и шуршанием тростника по ночам. Правда, тут уж надо было думать о пропитании: на обед и ужин Люда ходила в пансионат, но ранний казенный завтрак решительно пропадал, а аппетит от морского воздуха был зверский. Пришлось доплатить Фоминичне за крутые яйца и помидоры, которыми она согласилась потчевать Люду по утрам. Фоминична, женщина одинокая и свободная, совсем не любила готовить, сама перебивалась абы чем, а для кота покупала у местных мальчишек хамсу и бычков.     Странно, что по утрам возле подоконника, где стояла банка с настойкой чайного гриба, на полу постоянно обнаруживались лужи. Фоминична грешила на кота и пробирала его суровыми словами. Кот же всем видом показывал свою невиновность.     Но все эти мелочи никак не могли омрачить удовольствия от тишины и покоя: Фоминична с утра уходила на шоссе торговать семечками, и Люда просто лежала на веранде, глядя, как плывут редкие облака, как тени сначала укорачиваются, а потом удлиняются и полосато ложатся на щелястые половицы, слушала пение мелких птичек и стрекотание кузнечиков… Изредка по двору с хозяйским видом проходил кот, пугая горлинок и немногочисленных кур. Люды он не боялся.     Вечерами она все-таки шла к водопаду, где ее ждал Антон. Там собирался весь цвет биологии, порхали местные девушки в ярких нарядах, бродили дружные компании туристов в тренировочных костюмах и кедах.     - А я еду, а я еду за тумааа-аном, - шелестело от компании научных кадров.     - Ах ты чува моя, чува, тебя люблю я, - гремело от стайки студентов, присланных в соседний совхоз на подвязку виноградных усиков.     - За презрееее-евших грошевой уют! - упирались бородатые флибустьеры от науки.     - Не плачь, девчоооооо-онка, пройдут дожди, - утешали сами себя провинциальные подруги защитников Родины.     - Ты моя мелооо-одия, я твой преданный Орфей, - доносилось из репродуктора на танцплощадке.     В конце концов песни бородачей у костра стали напрягать ее примитивностью мелодий и самодельными стихами, и она предложила Антону встречаться у нее на веранде. Антон не знал, что и подумать: все его предыдущие "кадры" наперебой требовали развлечений, походов в бары и в кино, жаждали продемонстрировать наряды и завидного кавалера (каковым он не без оснований считал себя).     - А что мы там будем делать? - ляпнул он, не подумав.     - А ничего, просто посидим... - удивилась Люда. - Тихо там, хорошо. Ты против?     - Нет, что ты, конечно нет! - залепетал Антон, так что самому стало противно. И назавтра вечером, прихватив бутылку местного Абрау и с трудом добытый с заднего крыльца в сельпо тортик, пришел в хатку Фоминичны.     Там и в самом деле было хорошо. Люда задумчиво сидела на веранде в жатом сиреневом сарафане, с которого исчезли желтые бантики, прежде топорщившиеся у выреза. Фоминична, отведав тортика и угостившись вином, вынесла им корзинку персиков и деликатно удалилась: в отличие от пансионатских дамочек она не страдала борьбой за курортную нравственность.     Антон все еще не мог справиться с непонятной ему самому робостью и подыскивал тему для беседы, как на веранду явился кот. Он внимательно посмотрел на стол и испустил сиплый мяв. Люда оторвала кусок тортовой картонки и предложила коту кремовую розочку. Котяра вежливо слизал угощение, фыркнул, долго мыл усы, затем удалился и вскоре приволок задушенную мышь, каковую и уложил у Людиных ног.     Против ожиданий Антона, Люда не завизжала, не стала лезть с ногами на стол, а почесала кота за ухом.     - Ишь какой... - засмеялась она. - Благодарность принес за торт. Деловой! Кушай сам, полосатик, мы мышек не едим, но твой жест оценили.     - Ты не боишься мышей? Нетипично для женщины, - заметил Антон.     - А чего их бояться? У нашего общего знакомого в Климовске под диваном вообще ручная крыса живет, а может, и две, - ответила Люда. - Здоровенная, Rattus norvegicus. Да наглая такая, никого не боится, вылазит, когда хочет, еще и телевизор смотрит... Про кота Леопольда, наверное, - улыбнулась она.     Антон остолбенел.

Этой ночью Василий Дмитриевич почти не спал. Мучили кошмары, смутная тревога, ставшая уже привычной за последнее время, превратилась в панику. Конечно, ему было о чем беспокоиться - о Генке, о Меренкове, о себе, в конце концов - что будет, если в Обществе узнают, что уже не один год он пренебрегает своими обязанностями, а сейчас дошел до прямого нарушения - сокрытия чрезвычайно важных фактов?     Да, а что же будет? Прохоров вдруг сообразил, что не знает. "Даже страшно подумать", сказал он вчера Сергею - фраза вылетела как-то сама собой, и звучала как намек на ужасные кары - но в том-то и дело, что понимать ее следовало буквально: было страшно именно думать о возможности неповиновения. Причем, ни конкретных последствий, ни конкретного наказания в голову почему-то не приходило.     Странно это все. Вообще все. И не то странно, что Меренков получил парацельсий, и накормил им целую прорву живых существ, начиная с муравьев и кончая человеческим ребенком. Тут-то как раз все логично, сам же Прохоров и не уследил. И даже не то, что на Сергея не подействовало внушение, и в результате он узнал про Общество. Случается... И именно потому, что случается, ночные посетители должны были по-быстрому заменить клетку и смыться - и в этом случае Сергей их принял бы за обыкновенных воров. Что заставило эту парочку вместо того полчаса торчать в квартире, рассказывая друг другу историю Общества?     Ну, а про вчерашний разговор и речи нет. Странно вел себя Сергей, странно вел себя он сам... Как будто... как будто над нами обоими поработал Гипнотик. Даже не Гипнотик, тут что-то не то...     Весь день Прохоров всячески избегал Меренкова, впрочем, тот появился только на два часа, провел консультацию и сразу исчез. И слава Парацельсу, потому что безумно боялся Василий Дмитриевич повторного приглашения в гости. Хотя и любопытно было бы взглянуть, конечно, что у него там... Но только не сегодня! После работы он поспешил домой, забиться поскорей в плюшевую комнату и хоть на время - как он надеялся - избавиться от сосущего страха. Шел, внутренне зажмурившись, ничего не замечая вокруг, натыкаясь на прохожих, а на остановке был чуть не сбит с ног толпой, атакующей какой-то пригородный автобус. И только через несколько минут осознал, что едет в этом автобусе. В автобусе, идущем в Климовск. Да что же это такое творится?!

Прохоров так и не смог понять, что именно заставило его влезть в этот переполненный автобус. Даже способности Наблюдателя не помогали, наоборот, усиливали охвативший его страх. "А что если этот мужчина со свёртком - Гипнотик, посланный меня уничтожить? - в ужасе думал он. - Или вот эта тётка в юбке из розового плюша, не случайно же она тут оказалась!" Только выйдя на климовской остановке Прохоров сумел немного прийти в себя.     У сидевших на лавке бабулек он уточнил номер квартиры Сергея (адрес он откуда-то помнил, но лучше на всякий случай перестраховаться), поднялся на третий этаж и постучал.     - Сейчас, сейчас открою, - донёсся до него женский голос, - А кто это?     - Это к Сергею. Сослуживец.     - А Серёжи нет дома! Но вы всё равно проходите, - и дверь распахнулась.     Прохоров содрогнулся - в первое мгновение ему вдруг почудилось, что на пороге он увидел самую кошмарную личность его жизни: свою первую учительницу в школе Общества. Ее имени не знал никто из учеников, называть её полагалось Метрессой.     - Здравствуйте, Мэ-мэ-мэ... мадам! - выдавил из себя Прохоров. И тут его отпустило. Он уже понял, что ошибся, да и откуда здесь было взяться Метрессе? Но как похожа! Только ростом поменьше, и потолще раза в два... А вот голос точно такой же - громкий, напористый, слова вставить не даст... То есть Прохорову не то чтобы не давали слова сказать, но сказанные им слова как бы все время куда-то терялись.     - Так вы с моим Сережей вместе работаете?     - Да, мы на одной кафедре...     - Ну и как там мой недотепа? Что-то он никак свою дис-сер-та-цию не напишет. А уж пора. Не правда ли, пора? Как, вы сказали, вас зовут?     - Меня - Василий Дмитри...     - А меня - Варвара Никаноровна. Я Сережина мама.     - Очень приятно познакомиться. Сергей Петрович просил зайти к нему...     - Вы видите, какой беспорядок Сергей тут развел?..     Произнесение монолога отнюдь не помешало хозяйке квартиры проводить гостя в комнату, усадить на расхлябанный диван, предложить чаю и тут же забыть об этом. Пока Прохоров осматривался в комнате, ему рассказывали о проблемах покупки пары туфель, достойных важного события в жизни молодой девушки, только вступающей в большую жизнь, и как важно девушке вступить в жизнь в хороших туфлях. Тем временем из-под дивана показалась усатая мордочка. Прохоров почему-то ничуть не удивился. Ну, мордочка, ну и что? Интересно, что же Сергей хотел ему показать? И где он сам?     Прохорова очень беспокоило, что он опять ничего не видит. И не чувствует. Как будто все его способности начисто исчезли. А ведь еще в юности, до приема парацельсия, он очень неплохо чувствовал других людей, даже учителя-парацельсики в Школе не могли полностью от него закрыться. Одна только Метресса всегда оставалась непроницаемой - ни лучика эмоций, ни дуновения чувств...     - ...А это Сережин кот. Правда, симпатичный? Кис-кис-кис, - монолог все продолжался и Прохоров, даже ничуть не удивившийся, почему явно крысиную морду определили котом, начал опасаться, что он сейчас задремлет, а это будет невежливо, но голос, произносящий монолог вдруг изменился в тембре. Вместо Меренковской мамы на стуле напротив него опять сидела Метресса. А рассуждение о туфлях, теперь уже из уст Метрессы, все продолжалось:     - Я даже Сергея попросила помочь, но мой непутевый разве может понять? А у тебя, Вася, есть знакомые в торговле? Где, ты сказал, ты работаешь?     Прохоров нисколько не воспротивился такому естественному переходу на "ты" и на "Васю". Как же иначе может обращаться учительница к своему ученику, пусть и бывшему?     - Я вместе с Сергеем... Мы в Пищевом...     - Нет, Вася. Я про другую работу говорю, - голос Метрессы не допускал возражений. Метресса всегда все знала лучше. - Про твою настоящую работу. Ты когда туда в следующий раз пойдешь? Завтра?     Врать Метрессе было нельзя. От неё никогда ничего не удавалось утаить! Парочка вовремя применённых воздействий первой степени охлаждала даже самых проказливых Адептов, после чего все предпочитали признаваться во всём сразу. Прохоров прекрасно помнил, какие про нее ходили слухи: будто бы она - особая разновидность Гипнотика, мысли читать не умеет, но может работать детектором лжи. Можно было выкручиваться, максимально осторожно обходить острые углы, но врать было нельзя. Да и зачем? Чего такого могла Метресса не знать про Цитадель и порядки в ней?     - Завтра я не собирался. Понимаете... у меня пока не набралось материала для доклада. Надо собрать побольше, обработать...     - Конечно. Вася, обрабатывай. Наблюдатели не должны приносить сырой навал. Но и медлить напрасно не стоит. Старшие товарищи должны всегда иметь самые свежие данные с мест. Так когда же?     - Может быть, на следующей неделе? Скажем, в пятницу? - Прохоров честно пытался тянуть время.     - Нет, Вася, в следующую пятницу может быть уже поздно, - Метресса не стала уточнять, что именно может быть поздно. - Почему бы тебе не пойти на работу завтра?     - Понимаете, я не могу завтра. Я уже обещал утром быть в институте. У меня комиссия должна рогалик принимать... Я столько времени работал...     - Хорошо, мы можем пойти попозже. Скажем, часа в два. Ты ведь освободишься к двум?     - Освобожусь, - безнадежно выдохнул "Вася".     - Вот и замечательно. Ровно в два часа я тебя встречу у дверей института и поедем.     - Как, и вы тоже? - Прохоров только сейчас сообразил, что означало это множественное "мы".     - Да, мы вместе поедем. У меня тоже дела в Цитадели накопились, вот я тебе компанию и составлю. Ты же не против?..     Когда Сергей вернулся в тот день домой, он был немало удивлен, во-первых, тем, что к нему заходил сослуживец, а во-вторых, тем, с какими горячими чувствами описывала этого сослуживца мама. Опознать в "сослуживце" Прохорова было нетрудно, но понять зачем он согласился пойти вместе с мамой в какой-то особый магазин, где точно есть как раз такие туфли, что нужны Лене, это понять было совершенно невозможно.     Прохоров же по дороге домой и позже, дома, все пытался придумать способ как предупредить Сергея о новой опасности, чтобы не пострадать самому. Вопросов тоже хватало - что эта женщина делала у Меренкова в квартире? Под каким видом она туда проникла? Не может же она действительно быть матерью Сергея! Или может?... Мысли разбегались, сосредоточиться не удавалось. Странное дело, обычно безупречная память Наблюдателя подводила, подробности недавнего разговора стремительно исчезали... То есть он прекрасно помнил все про туфли, и сестру-десятиклассницу, и про завтрашний поход, и про умиление Сережиным котом - а кстати, разве там был кот? - но вот что она говорила как Метресса? И была ли то Метресса или ему только показалось?

Сеть ресторанов "Beef & Beer" добралась до западного побережья Америки лишь в этом году. Смесь колоритов ирландского бара и типичного американского салуна создавала атмосферу, полюбившуюся многим калифорнийцам. И Джерри нередко и с удовольствием забегал сюда - цены не кусались, а обслуживали здесь вполне прилично.     Но сегодня его не радовали ни низкие цены, ни поощряющая улыбка Анны-Марии, только что поставившей ему на стойку бара четвертый "шот" текилы. Шеф вызвал его утром и без обиняков сообщил, что Джерри, видимо, придется подыскивать новое место работы. Джерри не сдержался и напрямую высказал шефу, всё что он думает по этому поводу. Что это чистой воды свинство. Что он приехал в Калифорнию не для того, чтобы потерять работу через пару месяцев. И получил обычный ответ, что ему необходимо поработать над своим чувством юмора, а также меньше бывать на солнце.     Шеф, выходец из Нью-Йорка, за словом в карман не лез. Значит, прощай калифорнийские пляжи, объятия мексиканских девчонок и манящие перспективы на докторскую степень от престижнейшего университета? Телевизор над головой бубнил что-то об итогах матча кливлендских "Индейцев" и бостонских "Красных носков", но в этот пятничный вечер Джерри было даже не до любимого бейсбола - в утреннем разговоре шеф недвусмысленно выразился, что шансы на продление гранта равны нулю.     - У тебя всё в порядке, Джерри? - прервала поток его тягостных размышлений Анна-Мария. - Ты пьешь уже четвертую и ещё ничего не ел. Кстати, Лиза сменит меня сегодня в одиннадцать, и мы могли бы пойти ко мне.     Мысли текли с трудом, Джерри больше всего хотелось сейчас, чтобы его оставили в покое. От соли, лимона и выпитой текилы язык стал шершавым и противно царапал верхнее небо. Сегодня был явно один из тех самых дней, о которых потом лучше и не вспоминать.     - А правда, что вы там работаете над чем-то сверхсекретным? - не унималась Анна-Мария.     Она была неплохой девчонкой и частенько по вечерам в пятницу спасала Джерри от одиночества, но сегодня её назойливое внимание кажется было лишним.     - Грег говорил на прошлой неделе, что вы изобрели такие таблетки, что дети будут рождаться сразу со знанием математики и писать без ошибок. Синяя таблетка - по-английски, красная - по-испански. Вот бы мне синюю...     О чем это она? В этой фразе Анны-Марии Джерри почудилось что-то знакомое. Он вспомнил, как его предыдущий шеф, доктор Срид, частенько вслух размышлял о том, что вещество, над которым они работают, вполне возможно позволит лечить дебилизм и функциональные расстройства. "А почему бы и нет? - Джерри внезапно ощутил вибрацию своих мозговых извилин. - Пусть старый грант провален, но можно ведь и новую заявку подать. Записи всех экспериментов Срида у меня в порядке и сохранности, так почему бы..." Словно в подтверждение этой замечательной идеи сидевшие за стойкой бара взорвались восторженным воплем. Калифорнийские "Ангелы" победным хоум-раном завершили свой матч против "Близнецов" из Миннесоты. "Ангелы" не побеждали в этом сезоне уже очень давно.     Из ресторана они вышли вместе с Анной-Марией...